«С начала нашего знакомства, – писал он князю Потемкину 11 июля 1788 года, – когда были еще полковниками и оба под командой других, восчувствовал он (Войнович) некоторую отменную ко мне ненависть, все дела, за которые я иногда был похвален, не знаю причины, отчего отменно его беспокоят».

Ушаков говорит, что Войнович реляцию о сражении «составил по собственным своим мыслям, не соображаясь с рапортами начальников эскадр»; что он был недоволен рапортом его; показал не то число неприятельских кораблей, участвовавших в сражении, какое действительно было; скрыл действия передовых судов и «реляциею своей хотел отнять у нас честь и славу, которую отменным случаем заслужили. Вот, ваша светлость, вся важная причина и величайшая моя вина, ежели она так почтена быть может». В ответ на просьбу эту Ушаков награжден был орденом Св. Владимира 3-й степени за сражение 3 июля, и в исходе того же года назначен начальником корабельного флота в Севастополе.

Встреча с турецким флотом у острова Фидониси не имела никаких последствий для дел кампании, и только победы принца Нассау доставили армии существенную помощь, лишив на некоторое время Очаковский гарнизон морской защиты. Зная важность присутствия своего в Лимане, Гассан-паша недолго оставался в удалении и, наскоро исправив суда свои у дунайских устьев, снова появился перед Очаковом 29 июля, с 15 кораблями, 10 фрегатами, 10 шебеками, 12 кирлангичами, 15 канонирскими лодками, и бомбардами и тремя транспортными судами.

Вторичное прибытие неприятельского флота снова затруднило осаду крепости. Войнович, опасаясь покушения на Крым, не решился удалиться и до поздней осени крейсировал у Таврических берегов; притом он находил, что силы его недостаточны дабы заставить капудан-пашу вовсе отойти от Очакова. Дунайская же флотилия наша могла только запереть вход в Лиман и для этого расположилась по Очаковскому фарватеру, наблюдая малейшие движения неприятеля.

Начальство над одной частью ее, или парусной эскадрой, снова принял контр-адмирал Мордвинов, а другая часть, или гребная эскадра, вверена была начальству капитана 2 ранга Киленина; прежние же, неустрашимые предводители ее, принц Нассау-Зиген и Пол Джонс, вследствие некоторых недовольствий с князем Потемкиным, оставили начальство, и первый из них уехал в Варшаву, а второй в Петербург.

Расположившись на якоре в десяти милях от очаковского берега, Гассан-паша поместил шебеки и бомбарды между флотом и островом Березань, а кирлангичи и канонерские лодки у самого острова, на котором начал строить сильные укрепления. Все показывало, что он располагал держаться до последней возможности на избранной им позиции: «Капитан-паша делает большое препятствие, – писал Потемкин, – прилепился к Очакову как шпанская муха».

Однако усилия турецкого адмирала оказать более действительную помощь крепости не имели успеха, и хотя 9 сентября десять легких турецких судов, пользуясь темнотою ночи и сильным попутным ветром успели прорваться к Очакову, но были на другой же день все истреблены флотилией нашей. Осада длилась, и, чтобы сколько-нибудь отвлечь внимание капудан-паши от Очакова, Потемкин приказал послать к берегам Анатолии небольшой отряд крейсеров, для истребления транспортных судов, приготовленных там к перевозке войск и провианта в турецкую армию.

Начальство над экспедицией этой поручено было генерал-адъютанту Сенявину, который вышел из Севастополя 16 сентября с пятью крейсерскими судами; 19-го числа подошел к Синопу и истребил два купеческих судна; 20-го числа, будучи у города Вонны, сжег четыре судна и значительные хлебные запасы, проходя мимо большого города Гересинда, он еще истребил четыре судна, взял несколько призов и 6 октября возвратился в Севастополь, «исполнив с успехом возложенное на него дело, – как доносил Потемкин, – разнес страх по берегам анатолийским, сделав довольные поражения неприятелю, истребив многие суда его, положив препятствие в перевозе войск и возвратившись с пленными и знатною добычей»[27].

Экспедиция Сенявина не произвела, однако, желаемой перемены, и капудан-паша до поздней осени оставался у Очакова, в ожидании, что ненастное и холодное время года заставит русскую армию снять осаду; но 4 ноября он со всем флотом своим ушел в море и 9-го числа прибыл в Константинополь, потеряв на пути несколько малых судов от шторма. Вскоре по его отплытии, черноморские казаки, предводимые полковником Головатым и при пособии канонерских лодок, коими начальствовал бригадир Рибас, завладели островом Березань, на котором турки оставили значительное войско и построили сильные укрепления, почему победа эта стоила много крови.

Наконец, 6 декабря, в день Св. Чудотворца Николая, последовало взятие Очаковской крепости, после кровопролитного штурма, при котором русская армия потеряла до 1000 человек убитыми, в том числе двоих генералов и 119 штаб– и обер-офицеров, и до 1800 ранеными.

Во вторую войну с Турцией, в царствование Екатерины Великой, переменилось поприще, на котором действовали главные морские силы России. План войны во многих отношениях предположен был одинаковый с предшествовавшим, и Греческий Архипелаг должен был снова увидеть сильный флот, которому содействовали бы христианские народы, призванные Россией к оружию против Порты.

Но дела на севере изменили эти намерения, и флот, под начальством адмирала Грейга, готовый выступить из балтийских портов в Средиземное море, был удержан для отражения шведского короля Густава III, который, пользуясь несогласиями России с Портой, так же вероломно нарушил договоры вечного мира, в Нейштадте и Абове заключенные, как Диван отверг обязательства Белградского и Кайнарджийского, вследствие чего объявлен был 1 июля 1788 года высочайший манифест о войне со Швецией.

Итак, главный театр морских действий перешел на Черное море, где флот наш, немногочисленный еще, но предводимый храбрыми и искусными начальниками, заменил Чесменский и Патрасский пожары четырехкратными пожарами на лимане Днепровском и разбитиями турецкого флота в открытом море. Однако жители Греции и Архипелага были также призваны к участию в этой новой борьбе. На генерал-поручика Заборовского возложено было произвести восстание, и, подобно графу Орлову, он избрал Флоренцию главным местом тайных сношений своих, поручив ближайшее управление делами в Архипелаге генералу Псаро и генерал-майору князю Мещерскому.

Кроме того, деятельными агентами правительства нашего были: в Ливорно генерал-майор В. С. Томара и русский генеральный консул Каламай; в Триесте – генеральный консул наш, полковник граф Иван Войнович; в Корфу – консул Бинаки, и в Превезе – вице-консул Дмитрий Ламбро. В Триесте и Сиракузах снаряжены были две корсерские эскадры под русским военным флагом и за счет правительства нашего; они назывались Российскими императорскими флотилиями в Архипелаге.