О'Нил поднял бровь.

— Вижу, Уэс с Мэгги тоже не сидели сложа руки.

Еще одна семейная традиция, как и игрушечные животные в сумке. Дети постоянно перепрограммировали рингтоны на ее телефоне.

Она нажала на кнопку приема:

— Алло?

— Это я, агент Дэнс.

Речь звонившего сопровождал громкий шум, а местоимение «я» звучало двусмысленно, но по тому, как он назвал ее имя, Кэтрин поняла, что звонит Рэй Карранео.

— Что случилось?

— Никаких признаков сообщника и других взрывных устройств. Начальник службы безопасности хочет знать, нельзя ли возвращать сотрудников обратно. Пожарные уже согласились.

Дэнс посоветовалась с О'Нилом, и они решили еще немного подождать.

— Ти-Джей, выйди и помоги им в поисках. Меня очень беспокоит мысль о сообщнике.

Она вспомнила то, что говорил ей отец, после того как чуть было не столкнулся с большой белой акулой в водах у северных берегов Австралии:

— Акула, которая не видна, всегда опаснее той, которую видишь.

Рядом со зданием суда стоял крепко сбитый бородатый лысеющий мужчина лет пятидесяти с гаком, выглядевший даже, наверное, старше своих лет. Пристальным взглядом острых глаз он окидывал тот хаос, который царил здесь. От него не ускользал никто: ни полиция, ни охрана, ни гражданские.

— Эй, офицер, привет, можно вас на минутку? Хочу задать пару вопросов… Вы не против, если я запишу вас на пленку?.. А, конечно, понимаю. Ну что ж, тогда немного позже. Конечно. Удачи.

Мортон Нэгл видел, как на землю опустился вертолет и забрал раненого полицейского.

Он наблюдал за всеми этими людьми, что проводили поиски сбежавшего преступника, за их стратегией, их лицами и понимал, что до сих пор ничего подобного им делать не приходилось.

Нэгл наблюдал за растерянной толпой, которая вначале считала, что пожар был случайным, потом сочла все терактом, а затем, когда ей сообщили правду, пришла в такое смятение, словно на самом деле столкнулась с проделками «Аль-Каиды».

«Иначе и быть не может», — подумал Нэгл.

— Простите, у вас не найдется минутки побеседовать со мной?.. А, ну конечно. Никаких проблем. Извините за беспокойство, офицер.

Нэгл протискивался сквозь толпу. Приглаживая тонкие седые волосы, подтягивая чересчур просторные коричневые слаксы, он внимательно изучал обстановку: пожарные машины, полицейские автомобили, прожектора, свет которых пробивался сквозь дым. Нэгл поднял свою цифровую камеру и сделал еще несколько снимков.

Немолодая женщина окинула взглядом его потрепанный жилет — принадлежность рыбацкого обмундирования с двумя десятками разных карманов — и видавшую виды сумку для фотоаппарата.

— Что вы все-таки за народ такой, журналисты? — выпалила она. — Точно стервятники. Что вы везде свой нос суете? Почему не даете полиции спокойно работать?

Он ухмыльнулся в ответ:

— Неужели я кому-то помешал?

— С вами бесполезно разговаривать. — Женщина отвернулась и возмущенно воззрилась на здание суда в дыму.

К нему подошел охранник и спросил, не видел ли он чего-то подозрительного.

Нэгл задумался. Странный вопрос… Словно из какого-то старого телефильма.

Только факты, мэм…

И ответил:

— Нет, ничего.

А себе самому добавил: ничего подозрительного для меня. Но возможно, я совсем не тот, кого следует спрашивать.

Нэгл почувствовал отвратительный запах — обожженной кожи и волос — и, как ни странно, снова весело рассмеялся.

Задумавшись над этим, он пришел к выводу, что смеется в тех ситуациях, которые большинство нормальных людей сочли бы совершенно несмешными, и даже трагическими. Вот, например, в такие мгновения, разглядывая разрушения. В течение многих лет Нэгл видел массу случаев насильственной смерти, сцены, которые вызвали бы отвращение у большинства обычных людей.

Сцены, которые у самого Мортона Нэгла часто вызывали смех.

Возможно, какой-нибудь психиатр назвал бы его смех всего лишь защитным механизмом. Способом, помогавшим удерживать тягу к насилию — предмет, с которым он был очень близко знаком — от окончательного разъедания его души, хотя иногда Мортон задавался вопросом, а не является ли смех указанием на то, что распад уже произошел.

Затем полицейский сделал объявление. Скоро людям разрешат вернуться в здание суда.

Нэгл подтянул штаны, поудобнее расположил сумку с камерой на плече и еще раз оглядел толпу. Он заметил высокого молодого латиноамериканца в костюме. Явно какой-то переодетый детектив. Тот беседовал с пожилой женщиной, у которой на груди был значок присяжного заседателя. Они стояли немного поодаль от толпы.

Отлично.

Нэгл оценивающим взглядом окинул полицейского — как раз то, что нужно: молодой, наивный, доверчивый — и начал медленно продвигаться к нему.

Расстояние между ними начало уменьшаться.

Молодой человек прошел вперед, не замечая Нэгла. Его целью было расспросить возможно больше людей.

Когда он оказался на расстоянии примерно десяти футов, Мортон накинул ремень камеры себе на шею, открыл сумку и сунул руку внутрь.

Пять футов.

Он продолжал приближаться.

И вдруг чья-то сильная рука сомкнулась у него на предплечье. У Нэгла перехватило дыхание, и сердце пропустило один удар.

— Пожалуйста, держите руки так, чтобы я мог их видеть. — Схвативший его человек был невысокого роста, слегка суетлив, с бейджем Калифорнийского бюро расследований.

— Эй, что…

— Ш-ш-ш-ш, — прошипел курчавый рыжеволосый полицейский. — И руки! Поняли, где они должны быть? На виду… Эй, Рэй!

К ним подошел тот самый латинос. На нем был точно такой же бейдж. Латинос оглядел Нэгла с ног до головы. Вдвоем они отвели его к стене здания суда, чем привлекли к себе всеобщее внимание.

— Послушайте, я не понимаю…

— Ш-ш-ш-ш-ш, — снова прошипел курчавый агент.

Латинос быстро ощупал Мортона и кивнул. Затем снял с груди Нэгла пропуск для представителей прессы и показал напарнику.

— Гм, — отозвался тот. — Несколько просрочен, не так ли?

— Формально, но…

— Ни много ни мало на четыре года, сэр, — заметил полицейский-латинос.

— Многовато для чистой формальности, — добавил его спутник.

— Должно быть, я по ошибке взял старый. Я работаю репортером уже…

— Значит, если мы позвоним в означенную здесь газету, нам подтвердят, что вы состоите у них в штате и направлены сюда собирать материал?