– Мир совершил очередную ошибку! Потому что от этого нет никакой пользы никому! – сказал я спокойно.

– Но мною гордятся! Моя сила – уникальна, она – достояние человечества! – заорал он, чуть не срывая голосовые связки. – Никто не может поднять такой вес!

– Любой верблюд поднимет в несколько раз больше тебя безо всяких тренировок, безо всяких расходов! И не просит награды, не требует аплодисментов! А от его силы больше пользы людям!

Я не знаю, не понимаю до сих пор, почему я это сказал, и вообще, откуда появились у меня такие мысли. Наверное, в пылу ссоры меня осенила эта истина или вырвалась та накопленная обида за свою погубленную молодость, та зависть этим баловням судьбы, незаслуженно вознесенных на вершину славы и почета, когда, по справедливости, этого должны удостоиться мы, проливавшие кровь в смертельных боях за… Стоп, стоп, я хотел было сказать «За Родину!», но не смог! И от этого еще больше мучился.

Он посинел от ярости и вызвал меня на поединок – драться насмерть один на один. Такой сбитый, спортивный здоровяк публично нахамил и, мало того, издевательски вызывал на бой. Усмехался, мол, дело мужское, выходи, если не трус, на честный бой! И публика зааплодировала. Ведь все мы какие-то чокнутые, и измерения честности у нас тоже сдвинута невесть куда. А если разобраться чисто по-человечески, по справедливости, то о каком честном бое между спецподготовленным бойцом и простым мужиком может идти речь? Если спортсмен или, хуже того, спецагент, супермен-убийца, годами тренировался, превращая свое тело в живое оружие, а затем выходит на «честный поединок в чистом поле» с нормальным человеком и сворачивает ему шею или пробивает одним ударом грудную клетку, разве это справедливо? И как быть обреченному на явную гибель бедолаге, имеющему честь и достоинство? Выходить с эдаким монстром один на один – равнозначно самоубийству или в лучшем случае билет на инвалидность, а отказаться под любым предлогом – позор! Вот такой ужасный выбор, и этот хам, прекрасно понимая это, красуется перед дурами века нанотехнологии, торжествующе играет мускулами перед боготворящими его пацанами-дебилами, высосанных до спинного мозга, до конечных костей компьютерными играми в монстров – убийц.

Я был возмущен таким наглым вторжением в мою жизнь. Но вспомнил учение Миямото Мусаси о том, что поднявшийся дух-слаб, и опустившийся дух – тоже слаб, а среднее положение-сердце всех положений, взял себя в руки и как можно спокойно сказал громиле:

– Я предлагаю вам достойную ничью и справедливый мир!

Он дико расхохотался. Вместе с ним смеялись все. Они издевались надо мной. Почуяв легкую добычу, этот хищник решил поиграть, порисоваться перед публикой, подобно Чарыш нойону перед поединком с молодым Аблай ханом.

– Ну, какая может быть ничья между тобой и мной, а? – заорал он во всю глотку. – Если сдрейфил – стань раком и уползай отсюда! Не-то все кости переломаю!

Я едва сдерживал себя. Бред, абсурд! Я не Геракл, а лишь инвалид! Девушки визжали от восторга, парни галдели. Моя милая, возмущенная, но спокойная, посмотрела на меня выразительно и отчеканила.

– Милый, пойдем домой! Не связывайся с этим монстром! Ты мне нужен живой!

Я был тронут. Обычно существует мнение, особенно в литературе и кино, в нашем общественном сознании, что женщина стимулирует и наталкивает мужчину на невероятные, порою безумные поступки, на смертельную схватку, которые затем такие же безумцы оценивают как любовь и подвиг. А моя любимая хотела лишь одного – сохранить меня от явной гибели.

И она взяла меня за руку и повела за собой. Не тут-то было! Громила резко схватил ее за руку так, что она вскрикнула от боли. Вращая глазищами, налитыми кровью, он процедил сквозь зубы:

– Будешь драться? Или оставишь ее мне?

Посмотрев на его искаженное злобой звериное лицо, я сказал: «О кей!».

Мы вышли на задворки и начали бой.

Когда медленно сходились, я нанес пару пробных «ударов ломом» по рукам, от которых обычно любой соперник испытывал невероятный болевой шок и отказывался от боя. Но у этого спеца все тело было каменным, и когда он легко отбил мои «ломы» своими ручищами, я почувствовал всю его дикую мощь и ужаснулся. Дело в том, что я одним ударом «лом» раскалывал толстенные доски. А ему все это нипочем!

Я остерегся и хотел завалить его моим секретным «ударом кобры», но он успел уклониться. Я сразу же нанес молниеносный «обратный удар кобры», но он каким-то чудом поставил железный блок и, схватив мою руку, начал уверенно скручивать и валить меня на землю. Отчаянно сопротивляясь, я поддавался ему и упал навзничь. Толпа торжественно гудела, чудовище, навалившись всем телом, приступил к своей страшной работе – схватил мою шею и всей силой своих мощных рук, начал надавливать, пытаясь сломать. Слов нет, этот самодур был силен физически, и он наслаждался своей чудовищной силой и как бы показывал всем: «Смотрите, вот какой я! Как я сворачиваю, ломаю этого человечка!»

Ситуация для меня не из приятных, но этому тупому силачу было не под силу победить хитроумного. Да, да, природа наделила меня самым совершенным оружием, имя которого – разум! Когда я поддался его натиску, я просто выжидал момента, когда вступит в силу моя защита «тигрового ужа». И когда он сильно хватал мое тело, сработала защита «тигрового ужа». В пылу схватки, он, конечно, даже не заметил эту контратаку, и через мгновение обмяк без сознания. Мне оставалось скинуть с себя огромную тушу и для пущей наглядности дать ему пару раз по морде и незаметно нанести удар Н-частицей совести.

Толпа поклонников монстра умолкла в шоке.

Жанмила бросилась ко мне вся в слезах, и мы, взявшись за руки, быстро зашагали прочь.

Монстр начал подниматься, но в тот же миг упал навзничь, закрыл руками голову, прилип к земле и всхлипнул. Это пробудившаяся совесть придавила его, и он сгорал от стыда за свои поганые слова и низменные поступки. Ну что же, случилось то, что должно было случиться – отныне и всю жизнь этот громила будет страдать угрызениями совести! Но ничего, терпимо, даже лучше. Иначе когда-нибудь убьет кого-то и будет тянуть пожизненный срок в колонии особого режима. А так будет жить нормально, тише воды, ниже травы, и временами стыдиться и стыдиться за свои безумные, дурно прожитые дни…

Мы ушли беспрепятственно. Шли долго, молча, только иногда крепко сжимали друг другу руки. Пришли ко мне домой и остались там жить навсегда.

Эти годы были самыми счастливыми в моей жизни. У нас родился сын, затем дочь. К слову, она назвала мне под большим секретом свое настоящее имя и рассказала историю своей жизни, о чем, естественно, распространяться здесь не буду. Не торопитесь, господин генерал Янга Ли Мжанба, скоро все станет ясно. Ведь вы же уверены, что тайн, неподвластных вам, не существует.

Но я знаю то, чего не знаете вы.

Мы даже с вами встречались!

До сих пор вспоминаю наш первый бой с содроганием. Иногда даже снятся мои погибшие товарищи.