– Хотите, зайдем и справимся у хозяина? – предложила Бриджит.

– Вы не против? Мне нравится рассматривать посуду в антикварных лавках. Иногда можно купить по дешевке что-нибудь стоящее.

– Боюсь, здесь вам это не удастся, – сухо заметила Бриджит. – Должна вам заметить, что Эллсворти знает цену своим вещам.

Дверь оказалась открытой. В прихожей стояло несколько столиков с фарфоровой и оловянной посудой. По обе стороны располагались комнаты, полные всякой всячины.

Люк вошел в одну из них и взял керамическое блюдо. Тут из-за орехового стола времен королевы Анны, стоявшего в глубине комнаты, появилась высокая темная фигура.

– А, дорогая мисс Конвей, рад вас видеть, – пропел хозяин лавки.

– Доброе утро, мистер Эллсворти.

Это был весьма изящный молодой человек, облаченный в красновато-коричневый костюм из грубой ткани. Его отличали продолговатое бледное лицо, женский маленький рот, длинные черные волосы и жеманная походка.

Бриджит представила ему Люка. Хозяин мгновенно переключил на него свое внимание:

– Это старинное английское блюдо из обливной керамики. Великолепное изделие, не правда ли? Я обожаю свои вещицы и, должен признаться, с большой неохотой расстаюсь с ними. Но я всегда мечтал жить в сельской местности и держать маленькую лавку. Вичвуд восхитительное место – здесь какая-то особая атмосфера.

– Художественная натура, мистер Эллсворти, – негромко обронила Бриджит.

Эллсворти повернулся к ней, всплеснув длинными белыми кистями рук.

– О, только не это ужасное слово, мисс Конвей. Нет-нет, умоляю вас. Не говорите, что у меня есть художественный вкус – я этого не вынесу. Ну да, я и в самом деле не держу у себя домотканую материю и битые оловянные кружки. Но я всего лишь лавочник, вот и все.

– Но ведь вы и в самом деле художник, разве не так? – спросил Люк. – Я слышал, вы пишете акварели, верно?

– Кто вам это сказал?! – воскликнул мистер Эллсворти, всплеснув руками. – Эта деревня – само очарование, но здесь ничего нельзя держать в секрете! Вот поэтому мне тут безумно нравится. Не то что в больших городах, где все заняты исключительно собственной персоной и никому дела нет друг до друга! Болтовня и даже сплетни прелестны, если только воспринимать их правильным образом!

Люк пропустил мимо ушей излияния мистера Эллсворти и вернулся к своему вопросу:

– Мисс Уэйнфлит говорила нам, что вы сделали несколько набросков одной девушки – Эми Гиббс.

– О, Эми! – воскликнул хозяин лавки. Он отступил немного назад и, взяв в руки пивную кружку, принялся внимательно ее разглядывать. – Разве? О да, припоминаю, я и в самом деле сделал пару набросков.

Казалось, вопрос Люка выбил его из колеи.

– Она была очень хорошенькой, – заметила Бриджит.

– О, вы так считаете? – спросил он. – Мне всегда казалось, что она простушка. Если вас интересует керамика, – переключился Эллсворти на Люка, – то у меня есть парочка обливных керамических птичек – восхитительные вещицы.

Люк, однако, не выказал особого интереса к птицам, а справился о цене блюда.

Эллсворти назвал цифру.

– Благодарю вас, – сказал Люк, – но я не думаю, что вправе лишать вас этой вещи.

– Вы не поверите, но я всегда испытываю облегчение, – воскликнул Эллсворти, – когда вещь остается со мной! Глупо с моей стороны, вы не находите? Знаете, я уступлю вам блюдо меньше чем за гинею. Ведь оно вам понравилось, а это меняет дело. Кроме того, это все же лавка!

– Нет, спасибо, – отказался Люк.

Мистер Эллсворти проводил их к выходу и помахал на прощанье руками. Люк нашел их весьма неприятными, даже не бледными, а какими-то неестественно зеленоватыми.

– Ну и противный же тип этот ваш мистер Эллсворти, замечу я вам, – сказал он Бриджит, когда они отошли от антикварной лавки.

– Вульгарный ум и вульгарные манеры, – отозвалась Бриджит.

– Зачем он на самом деле приехал в такое место, как Вичвуд? – спросил Люк.

– Подозреваю, что он увлекается черной магией. Не то чтобы устраивает черную мессу, но нечто в этом роде. Репутация Вичвуда ему как нельзя кстати.

– О господи! Но это именно тот парень, который мне нужен. Следует поговорить с ним на этот предмет.

– Вы полагаете? – спросила Бриджит. – Но в этой области он действительно настоящий знаток.

– Я загляну к нему как-нибудь, – чувствуя себя неловко, сказал Люк.

Бриджит промолчала. Они вышли из деревни и направились к реке.

Навстречу им вышел маленький человечек с жесткими усами и глазами навыкате. При нем были три бульдога, которых он хрипло окликал по очереди:

– Нерон, ко мне, сэр. Нелли, оставь это. Брось, кому я сказал! Август, Август, я тебе говорю…

Завидев Люка с Бриджит, владелец собак снял шляпу, поклонился и, с явным любопытством взглянув на Люка, переключил свое внимание на собак.

– Майор Хортон и его бульдоги? – вспомнил Люк рассказ Бриджит.

– Совершенно верно.

– Мне кажется, мы видели практически всех, о ком вы упоминали.

– Вроде бы так.

– У меня такое чувство, будто я голый, – вздохнул Люк. – Впрочем, любой чужак в английской деревне виден всем как на ладони, – добавил он, припомнив высказывание Джимми Лорримера.

– Майор Хортон никогда не считает нужным скрывать свое любопытство, – сказала Бриджит. – Он сразу таращится во все глаза.

– Чего еще ожидать от майора, они всюду одинаковые, – заметил Люк довольно сердито.

– Давайте немного посидим, вы не против? – неожиданно предложила Бриджит.

Они присели на поваленное дерево, которое оказалось довольно удобной скамьей.

– Да, майор Хортон настоящий солдафон – привык всеми командовать. Вы не поверите, но всего год назад он был настоящим подкаблучником.

– Кто, этот тип?

– Да, его жена была самой сварливой женщиной, которую только можно себе представить. К тому же у нее имелось состояние, о чем она никогда не упускала случая подчеркнуть.

– Бедняга Хортон…

– Он всегда держался с ней обходительно, как настоящий джентльмен и офицер. Лично мне удивительно, как он ее терпел.

– Насколько я понимаю, она здесь не пользовалась большой любовью.

– Ее никто на дух не выносил. Она всячески унижала Гордона, вела себя покровительственно со мной и ухитрялась повздорить всюду, где появлялась.

– Но, как я догадываюсь, сострадательный Господь прибрал ее к себе?

– Да, где-то с год назад. Острый гастрит. Но прежде она устроила мужу, доктору Томасу и двум своим сиделкам настоящий ад, но в конце концов умерла. Бульдоги тут же повеселели.