летнем платье и придерживающую одной рукой большую широкополую от солнца шляпу. Ему тогда стало очень не по себе. Захотелось её позвать. Подбежать к ней, но… Что-то его опять разбудило. Может даже вполне обычное волнение. Вернее, очень сильное волнение со сводящим с ума отчаяньем…

«Мне не нужно ничего в тебе вызывать, Вудард. За рулём твоей грёбаной тачки сидел ты. В ту аварию вы попали по твоей вине и только по твоей, а значит… Мия погибла из-за тебя. Всё просто, как дважды два. И когда это до тебя наконец-то дойдёт, вот тогда ты и поймёшь всю суть произошедшего. Всё то, что ты наворотил. Вот тогда я тебе действительно не позавидую…»

Господи… Кажется, только теперь он понял, что это такое… Что это такое возвращаться в этот грёбаный мир, в котором больше не было её. Особенно после того, как только что увидел её во сне. И от чёткого осознания, что это… далеко не последний с ней сон. Будут ещё. После которых он точно не захочет больше просыпаться. А сбежать при этом от себя… от этих долбанных чувств…

Но, что, чёрт возьми было до того, как ему приснилась Мия? Какие-то странные и бессвязные то ли воспоминания, то ли сумбурные образы с какими-то вполне реальными ощущениями. Ведь ему что-то снилось после того, как он резанул вену и дождался прибытия спасительной бригады. Именно после того, как в него вкачали лошадиную дозу успокоительного, и, по всем законам классики жанра, он должен был провалиться в сплошную черноту бессознательного. Под глубоким наркозом, как правило, тоже ничего не снится, поскольку отключается даже мозг. А тут…

Видимо, дальнейший сон с Мией на пляже Лонг-Айленда, перебил все воспоминания о предыдущих видениях, как-то вытеснив их из памяти или даже отключив саму память в определённых местах. Но ощущения… Эти странные ощущения, будто он вовсе не спал, а очень даже серьёзно так активничал. Кажется, даже… бегал?

Нет, это точно какой-то бред или побочные эффекты от успокоительного, в котором точно присутствовали наркотические препараты. Отсюда и всё это. Как и его убойное состояние, поскольку от потери крови так себя обычно не ощущают.

В общем, как бы там ни было, но когда Кен проснулся во второй раз, то уже увидел себя прикованным к поручню койки за запястье правой руки полицейскими наручниками. Что вызвало в нём соответствующий приступ смеха. Он нисколько не удивится, если всему этому поспособствовал Хардинг. Правда, по всем юридическим законам штата, пока его невиновность не доказана, он, да, считается серьёзным правонарушителем, а не просто подозреваемым, на которого в полицию накатал огромную телегу пострадавший от него истец. Притом, что само дело не стоило и ломаного гроша. По сути, оно даже не должно было дойти до предварительного судебного слушанья.

Вот только Хардинг не тот человек, с которым можно было хоть о чём-то договориться. Да и стал бы он понапрасну разбрасываться угрозами, если бы действительно не собирался воплощать их в жизнь?

3.5

— Я думал, ты куда более рациональный и последовательный во всех своих решениях, в том числе и сиюминутных. Как и в дальнейших после этого действиях. Так и хочется тебя спросить, Кен. Что это вообще за нах было? Как ты мог такое сделать, не проверив изначально слова Хардинга о Мие. Ты вообще в курсе, что он так и не отключил её от системы жизнеобеспечения?

Как бы Вудард не хотел сюда идти, но, увы, против системы не попрёшь. Тем более, если сам когда-то добровольно решил стать её неотъемлемым винтиком. А, если ты однажды внедрился в неё (неважно, в каком именно месте и неважно каким элементом), она уже тебя так просто не отпустит. Она на полном основании будет считать, что ты принадлежишь ей со всеми своими потрохами, используя тебя до последнего. Пока не увидит и окончательно не убедится, что ты уже вообще ни на что не годен, даже для того, чтобы применить твои прогнившие органы в лабораторных исследованиях.

— Да… Я слышал об этом. Мне говорили. — Кен сдержанно кивнул и неосознанно почесал кончиком пальца возле носа, продолжая всё это время болезненно хмуриться.

Как это обычно (если не всегда) бывало, чувствовал он себя сейчас крайне неуютно в очень даже по-домашнему уютном кабинете доктора Адриана Меллона — круглолицего сорокапятилетнего психотерапевта, великолепного в своём деле специалиста. Правда, круглолицего не потому, что, упитанного, а, наверное из-за того, что тот имел в своих предках кого-то из монголоидных азиатов. Притом, что являлся синеглазым блондином, относительно симпатичным и чем-то (даже совсем не отдалённо) похожим на Леонардо Ди Каприо. Вот только миндалевидный разрез глаз выдавал в нём все признаки чересчур намешанной крови.

Доктор Меллон, разодетый, как всегда, с иголочки в тёмно-серый брендовый костюм, сидел в соседнем низком кресле напротив навязанного ему государством пациента, время от времени листал папку на коленях с делом Вударда и ещё реже вносил на поля медицинской карты какие-то известные лишь ему особые пометки.

— Тогда почему ты это сделал, Кен? Ты же ещё не знал тогда наверняка, что Хардинг тебе не врал. По твоим же словам, он тебя спровоцировал на данный шаг, не предъявив никаких реальных доказательств о состоянии его жены на тот момент. Ты просто взял и поверил ему? Ты ему? Своему заклятому врагу? И после этого у тебя сорвало крышу? Прости, но… — Меллон с особо подчёркнутым неверием покачал головой. — В это верится как-то с очень большим трудом. Уж кто-кто, а ты бы в жизни такого никогда не совершил, не взвесив все за и против раз двести, если не больше.

А вот здесь была не просто серьёзная засада, а самая настоящая жопа. Поскольку доктор Меллон должен был составить в качестве независимого консультанта для судебного разбирательства полный психологический портрет Вударда и подтвердить его стабильное (или же, наоборот, совершенно нестабильное) состояние. Впрочем, как и предоставить полные материалы всех их предыдущих терапевтических сеансов с подробнейшим списком прописанных Кеннету лечебных препаратов. В общем, и грубо говоря, он должен был убедить судью в том, что Кен не псих, не поехавший крышей психопат, который решил похитить чужую жену, а после неудачной с ней поездки до канадской границы, на почве тяжелейшего стресса, связанного с её потерей, резанул себе вены в полицейском изоляторе.

Картинка, надо сказать, до неприличия душераздирающая. Как и весьма шокирующая для любого незаинтересованного со стороны обывателя. Если бы Кен услышал нечто подобное о ком-то ему незнакомом,