– Добрый вечер, госпожа Ролле, – начал Жильбер, превосходя обходительностью любого продавца пылесосов и всячески стараясь не насторожить ее. – Мы – друзья вот этого господина, может быть, вы его знаете?

Госпожа Ролле надела очки, висевшие у нее на шее на цепочке.

– О, да это же господин Шарль! – воскликнула она через секунду, расплываясь в милой морщинистой улыбке. Старушка перевела взгляд на гостей, и ее симпатия к тому, кого она называла господином Шарлем, словно бы автоматически перенеслась и на них.

– Да, – пролепетал Жильбер, не поправляя ее, – господин Шарль. Вы его знаете?

Она засмеялась. Еще бы ей не знать господина Шарля! Они еще спрашивают, знает ли она господина Шарля!

– Да заходите же, прошу вас.

Квартира была тесноватая и обветшалая, но блистала чистотой. На стуле хозяйку ждала еще не разобранная сумка с покупками. Старая дама усадила гостей за кухонный стол, поставила перед ними два стакана гренадина и тарелку с печеньем. Себе подогрела на газовой плите кастрюльку кофе и налила добрых четверть литра в огромную кружку с изображением Вестминстерского аббатства. Кошка запрыгнула Жильберу на колени и бесстыдно обольщала его, изгибаясь так и сяк, чтоб получше пристроиться, и заранее мурлыча в предвкушении ласки.

– Это кошечка, – сказала госпожа Ролле. – Жозефина. Она такая ласковая…

– Вижу, – буркнул Жильбер.

– Вы почешите ей пузико, почешите.

– Я чешу, – отозвался Жильбер и чихнул.

Домашние любимцы были для обоих явлением совершенно неведомым, но они слыхали, что люди в них души не чают, а сейчас важно было не оскорбить чувств госпожи Ролле.

– А почему господин Шарль не приехал в прошлое воскресенье? – спросила та.

– Видимо, не смог выбраться, – ответил Джефферсон.

Ему вспомнились кремовые туфли носками вверх на полу парикмахерской, ножницы, кровавое пятно на халате. В сущности, он почти и не солгал: господин Шарль действительно не смог выбраться…

– Ну конечно, дела, – согласилась дама, – я понимаю. Он мне всегда говорил, чтоб не беспокоилась, если он однажды не появится. Потому и платил за комнату вперед. Всегда.

– Платил за комнату?

– Ну да, у него тут своя комната, на втором этаже. О, он в ней только ночует раз в неделю, но давно, вот уж два года. И он такой славный. Ну так расскажите, как он там?

Жильбер зарылся в густую шерсть Жозефины, открыл было рот, чтобы ответить, но изо рта не вылетело ни звука. Зато из носа потекло, и он чихнул несколько раз подряд. Джефферсон – тот крутил в пальцах стакан и был в таком замешательстве, какое редко доводилось ему испытывать. Старушка переводила взгляд с одного на другого и ждала ответа. Тогда Джефферсон призвал на помощь все свое мужество. Он поднял на нее глаза и сказал как можно мягче:

– Он… с ним все не очень хорошо.

У стариков не хватает слез, чтобы плакать в три ручья, но это не значит, что горюют они меньше. Госпожа Ролле съежилась на стуле и не переставала рыдать, прижимая платок к глазам, к губам, к носу. «О, бедный господин Шарль», – стонала она при каждой новой подробности, которой Джефферсон дополнял свой рассказ, а упоминание о Кароль удвоило ее скорбь.

– Он ее обожал, он мне показывал фотографии… О, бедный, бедный господин Шарль!

Давясь рыданиями, она рассказала, что он часто привозил ей пробные образцы всяких шампуней, краски для волос, кондиционеров, даже подарил на Рождество фен с терморегулятором – «хотите, покажу?» Ах, если б только можно было поймать убийцу и посадить под замок – уж она-то ему не станет носить передачи!

– Вот именно ради этого – апчхи! – ради этого, Мадлен, мы и приехали, чтоб его поймать. Вы нам не позволите – апчхи! – осмотреть комнату господина Эд… господина Шарля? – спросил Жильбер.

Джефферсон был ошарашен этим «Мадлен» и неожиданной фамильярностью друга, но, взглянув на него, тут же забыл об этой несуразности – ее перешибла другая, куда более впечатляющая. Лицо Жильбера увеличилось в объеме на добрую треть, и на нем начала проступать россыпь красных прыщиков. Глаза практически исчезли под распухшими веками, так что непонятно было, как он еще может что-то видеть. Из носа у него лило, как из крана, а чихал он почти непрерывно.

– Думаю, хватит тебе тискать эту зверушку, – шепнул ему Джефферсон. – Видно, у тебя аллергия на кошачью шерсть.

Комната господина Шарля была по-спартански голой, меблировка самая минимальная: аккуратно заправленная узкая койка, дешевый платяной шкаф, маленький секретер без единой бумажки на нем, стул, рукомойник. В рисунке обоев без конца повторялись стаканы сока со вставленными соломинками. Ими были оклеены все четыре стены и потолок. Окно выходило на канал.

– Вы позволите заглянуть в шкаф? – спросил Джефферсон.

Он взял все на себя, потому что Жильбер больше ни на что не годился, разве что чихать, утирать нос рукавом и отпихивать ногой Жозефину, окончательно в него влюбившуюся.

– Если это нужно для расследования, – всхлипнула старушка, – тогда ладно. – Но, когда Джефферсон открыл шкаф, при виде оставленного на плечиках пальто разрыдалась еще пуще.

– Бедный, бедный господин Шарль…

Джефферсон обшарил карманы, но не нашел ничего, кроме носового платка и пустого очечника. Оставался ящик секретера. Он попробовал его открыть, но безуспешно.

– А у вас, госпожа Ролле, нет ключа от этого ящика?

– Ах, нет, у меня нет. Его держит у себя господин Шарль… то есть держал.

– Может быть, у вас есть дубликат?

– Нет. От комнаты есть, а от секретера нет.

Будь Джефферсон один, он бы, недолго думая, взломал замок, так ему хотелось найти какую-нибудь зацепку, что-нибудь, что, возможно, навело бы их на след, пусть еле заметный, – но при хозяйке он этого сделать не мог. Он попытался выведать у нее, чем занимался господин Шарль, – увы, она ничего не знала. Тот приезжал в воскресенье вечером, ужинал с ней, выпивал на ночь травяного чая и уходил в свою комнату. Таков был установившийся у них ритуал. Потом весь понедельник где-то пропадал, а к вечеру возвращался, забирал свой рюкзак и уезжал ночным поездом. О своих делах никогда не говорил. А о чем же они тогда разговаривали? Обо всем и ни о чем, о всяких мелочах, но это было так приятно. К нему кто-нибудь когда-нибудь приходил? Нет, никогда. Может быть, она слышала, как он с кем-нибудь говорил по телефону? Что вы, как можно, она не подслушивает под дверями!

Они поблагодарили госпожу Ролле и обещали зайти еще как-нибудь на неделе. Не хотелось оставлять ее наедине с горем, но здесь больше нечего было делать, а им уже следовало вернуться к своим спутникам в отель «Мажестик».