назад и вверх руку, Коля почти не реагировал. Через пару минут, чуть отдышавшись, Николай попытался освободится, но вздернутая почти к затылку рука и пара бодрящих пинков в район почек, заставили Сапожников продолжить скорбный свой путь в унизительно согнутом положении, да ещё с мешающей дышать тряпкой на лице. Наконец его путь закончился.

Получив напоследок сильный толчок и ударившись плечом обо что-то твёрдое, Николай смог снять с головы мешок и попытался оглядеться. Судя по всему, его приволокли в заброшенный металлический гараж. Единственный источник света в этой кромешной темноте, был небольшой электрический фонарик, закрепленный под потолком, чей слабый свет с трудом позволял разглядеть лицо сачкливого мента, которого Коля с друзьями неудачно пытались ограбить два дня назад.

— Ты что творишь, ментяра, да ты сядешь за меня — привычно заблажил Николай, пока легкая пощечина не прервала его, сразу после этого последовала другая, было не больно, но очень обидно.

Через десять минут, после неудачной попытки сбить меня с ног, заорать и других, разрушающих доверие между людьми реакций, разговор с Николаем стал более конструктивным. Нет, я не бил парня, вернее почти не бил, мои побои почти не причиняли ему боли, или, не дай Бог, телесных повреждений. Похлопывание по лицу, толчки, удары в стенку возле головы или промежности приносили унижение, тоску и чувство безысходности. Всё это я делал молча, только расхохотался, когда Николай стал громко звать на помощь.

— Ты что, Коля, дурак? Ваша банда всех мужиков в гаражах распугала, теперь здесь с наступление темноты никто не ходит.

— Что вы хотите от меня? — дрожащий голос клиента и вежливое обращение на «вы» — все однозначно указывало, что первый, самый сложный этап принуждения к доверию преодолен, прогресс в нашем общении наметился.

— Мне надо, чтобы ты рассказал про все ваши грабежи!

Николай, последние пять минут скуливший на корточках в углу, попытался вскочить, пылая праведный гневом честного человека, но тычком в плечо он был отправлен на исходную.

— Какие грабежи, дядя Паша!

О, уже дядя, значит надо додавливать «племянничка».

— Ты че, думал это просто так, смехуечки? Мы вас предупреждали, чтобы вы не гадили где живёте? (Николай старательно кивает, в его голове уже сложилась картинка, что мы ему все это говорили, и неоднократно). Ты думаешь, мы ничего о вас не знаем? Да вы совсем охренели, уже меня грабануть решили!

Ишь, глаза полыхнули, это надо гасить, опасные мысли в дурной голове, что им оставалось чуть-чуть, до того момента, когда бы я, отпинанный, лежал на загаженном асфальте. Эту ересь надо быстро выжигать в его мозгах.

— Ты, что, думаешь, я вас зассал?

Чуть не кивнул, сученок.

— Скажи Николай — голос делаю ласковый, рука почти дружески на плече парня, но пальцы цепко ухватили ворот кофты: — а где сейчас Рыжий?

— В больничке, вы же ему нос сломали.

— Не я, а столб ему нос сломал. А ты, сейчас, где находишься?

Растерянный взгляд парня упирается в непроницаемую темноту.

— Вот и получаться, один в больнице, второй в плену, остальные будут тоже, либо там, либо тут, вопрос только времени. Или ты думаешь, что я крейсер «Варяг», с вами биться и потом гордо тонуть? Нет, я вас всех просто посажу, во всяком случае, тех, кто будет меня злить. Ладно, мы отвлеклась, возвращаемся к грабежам. Рассказывай!

Опять Коля погрустнел, но у меня на его переживания времени совсем нет. Через десять минут я встречаюсь с напарником, который последние полтора часа героически имитирует, что мы вдвоём несём службу совсем в другом месте. Рация у него, одна, поэтому даже предупредить меня о форс-мажоре, он не сможет. Так, как это моя война, я ему не сказал, где я буду находится. Мне сложно доверится даже напарнику, в вопросе, грозящем мне перспективой пилить лет лобзиком в районе солнечного Иркутска в течение лет так пяти, да и то, с учетом условно-досрочного освобождения. Так что нам с Димой остается только надеяться, что каждый из нас достойно отыграет свою роль в автономном режиме. Греет мысль, что после одиннадцати вечера, отцы-командиры посты почти не проверяют, горячее время, не до того.

А пока я должен прогнать Коле такое фуфло, которое очень похоже на их реальные криминальные подвиги, чтобы у парня даже тени сомнения не возникло, что я о чем-то не знаю. Ну, раз-два-три, поехали. Пальцы скручивают ворот кофты, костяшки упираться с судорожно дрожащую шею парня, лицо в лицо, делаю самую страшную рожу, нарушаю его личное пространство.

— Мужика помнишь, когда его сзади, у ворот гаража забили? А возле Дворца культуры бумажник кто у мужчины забрал? Пацана за консерваторией напомнить, или через боль будем вспоминать?

(Какой-нибудь пацан, все равно был, уже после пацанов пошли мужики). А где у нас на районе ботана можно встретить — ну конечно, возле консерватории. Николай вздрогнул, зрачки метнулись вбок, бинго! Давим дальше. Рот мелкого жулика округляется, формируя возмущенный вопль о его невиновности, но движением кулака я скручиваю ворот сильней, и Николай скисает:

— А вы откуда знаете?

— Коля, ну ты тупой. Кого ты сегодня из пацанов не видел?

В глазах парня я вижу понимание. Клише, созданное Голливудщиной, услужливо рисует в его мозгу картинку, как Рыжий, прикованный к больничной кровати стальными браслетами, хныкая и давясь сукровицей из сломанного носа, взахлёб облегчает душу двум суровым фэбээровцам, ой, извините, операм.

— Рыжий, сука… — сколько боли в этом стоне человека, потерявшего веру в воровской ход и пацанское братство.

— А ты что думал? Когда реальный срок корячиться, все очки начинают зарабатывать, чтобы условный срок получить. Теперь каждый за себя. Ладно, к делу. Я сейчас отойду отлить, ты здесь посиди пять минут, приду, продолжим.

Прихватив Николаю руки мотком эластичного бинта к распорке крыши, я, почти бегом, бросился к отделу, где уже метался мой встревоженный напарник. Быстро отметился у командира, сказал Диме, что его помощь не нужна и бегом, обратно в гараж. Откинув дужку замка, стал осторожно открывать ворота, имея опасение, что Николай развязался. Я осторожно приоткрыл створку ворот и заглянул — Николай сидел в той же позе, в которой я его оставил, мне кажется, что единственной его мыслью было — почему так бесконечно тянуться эти пять минут.

— Почему мы не в отделе разговариваем, а здесь?

— А это Коля моё задание, чтобы в уголовный розыск перевестись…

— Что-то дядя Паша, херня какая-то творится…

Блин, ну как знал, нельзя было жулика оставлять наедине со своими мыслями, ни к чему хорошему это не приведёт.

— Ты