– Ловко! Мечислав Николаевич, посмотрите на эту карточку. Этот человек вам знаком? – Тараканов показал фотографию Тимофеева, взятую у его вдовы.

Кунцевич внимательно ее разглядел.

– Да, я имел с ним дело. Это москвич. Он продал нам превосходное ожерелье с брильянтами. Я тогда хорошо заработал.

– Когда это было?

– Седьмого, или по-новому – двадцатого сего мая.

– Вы точно это помните?

– Абсолютно. Двадцать второго был Николин день, и благодаря деньгам этого господина я смог организовать прекрасный праздничный обед, ну и помянуть покойного папеньку. Даже телятинки себе позволил.

Уже в дверях, прощаясь, Тараканов сказал:

– Пересмотрите свою систему конспирации, Мечислав Николаевич. Она плохо работает. А лучше вообще больше этим не занимайтесь. Мне будет очень жаль, если вы когда-нибудь окажетесь в доме два по вашей улице[6]. Потерпите, я уверен, что жизнь скоро наладится. К осени, ну максимум – к следующему году, нынешняя власть кончится.

– А я, знаете ли, уверен в обратном. Поверьте старику, большевики всерьез и надолго.

– Как может долго продержаться власть, которая за полгода разрушила страну?

– Все дело в том, что эта власть народу по сердцу. Кухарки и мастеровые от нее в восторге. Им же теперь можно лузгать семечки в Летнем саду! Можно митинговать по любому поводу, можно безнаказанно отобрать собственность у буржуев. И за эти привилегии они готовы жизнь отдать. Да и большевики не миндальничают. Они все возможное для сохранения своей власти сделают, потому как для них сохранить власть равно сохранить жизнь. Сейчас они расстреливают десятками, а чуть бунт поднимется – тысячами начнут расстреливать, всякую охоту бунтовать отобьют. Но ваше предупреждение я услышал.

* * *

Кренев догнал его на углу Невского и Морской.

– Какое амбре! Коньяком вас Мечислав Николаевич угощал?

– Да.

– Я, после того как вы подали сигнал «не подходите, справлюсь один», агентов отпустил, а сам – сюда, на Гороховую. В подворотне соседнего дома спрятался. Давайте всем скажем, что встреча не состоялась?

– А она действительно не состоялась. Кунцевич ни к чему не причастен. Он встретил меня в Летнем саду совершенно случайно и пригласил в гости.

Кренев внимательно посмотрел на Тараканова и больше ничего не сказал.

Картотеку отправили в Москву на следующий день. Тараканов сидел в багажном вагоне, пил плохой чай, закусывал плохим хлебом и смотрел в окно.

«Бежать надо отсюда. Полторы тысячи золотом у нас есть, коров продадим, дом, да все продадим. На первое время хватит, а потом как-нибудь устроимся, не пропадем. Чай, руки и ноги целы, и голова на плечах есть. Я могу шофером подрядиться, они всегда в дефиците, Настя – языки преподавать может, машинисткой опять же. Матери новых коров купим». Тараканов помрачнел. «Нет, мать не поедет. Ее в Тулу-то калачом не заманить было. Не поедет. Не бросит дом, коров своих не оставит. Ну ее к черту, эту заграницу. Не прав Кунцевич, не может такая власть долго держаться. Следующим летом опять «Боже, царя храни» петь станем».

Тараканов лег на какой-то багажный тюк и попытался уснуть. Но то ли от духоты, то ли от сверливших голову мыслей ему не спалось.

11 июня из гаража германского посла графа Мирбаха украли автомобиль. Розенблюма вызвали в Совет милиции и надавали по шапке. Вспомнили и нераскрытый ожерельевский разбой. Начальник был зол как собака. Поэтому не успел Тараканов сойти с поезда, как тут же получил приказ – во-первых, немедленно присоединиться к розыскам машины посла, а во-вторых – заняться ограблением багажного вагона. Несмотря на то что к расследованию ожерельевского налета Розенблюм уже привлек и одного из «бывших» – агента Вейсброта, это дело так и не сдвинулось с мертвой точки.

Авто нашел Швабо – его секретный сотрудник заприметил «Форд» в сарайчике у зазнобы известного вора-рецидивиста Карпа Блудова. В благодарность за поездку в Питер Казимир Станиславович решил разделить лавры с Таракановым и взял его на задержание. Блудовская зазноба жила в селе Черкизово. Брать Карпа поехали на грузовике, в кузове которого расположился пяток солдат. Тараканов сел в кабину, между Швабо и водителем. Он смотрел на пробегавшие мимо дома и думал про налет.

«Милиционер и чиновник отпадают. Милиционер о предстоящей поездке узнал за несколько часов до нее, а чиновник двадцатого продал Кунцевичу драгоценности, очевидно, фамильные. Человек, который рассчитывал вот-вот получить миллионы, так бы не поступил. Остается Бочаров. Получается, что бандитов надо искать среди его друзей и знакомых. Надо допросить Аксинью, должна же она знать, с кем дружил ее предмет. Ну а раз папаша с дочкой своей поговорить по-простому не дает, вызовем ее официально. Повесткой».

Карпа арестовали, машину вернули владельцу в целости и сохранности, Розенблюм получил благодарность от начальства, Швабо – денежную премию, а Тараканов – двухдневный отпуск.

Он уже хотел ехать на вокзал, когда в кабинет постучали.

– Войдите!

Дверь открылась, и в кабинет зашел старший Лабухин. Следом, низко склонив голову, шла его дочь.

– Здравствуйте, гражданин начальник. Вот, прибыли-с, согласно повестке.

– То, что прибыли, это хорошо. Только вас я не вызывал.

– Ну не могу же я дочь одну отпустить!

– Почему? Она у вас совершеннолетняя, а здесь ее никто не съест. Но коли лично доставили, что же теперь делать. Однако допрашивать я ее буду без вас. Обождите в коридоре, пожалуйста.

Купец неохотно вышел. Тараканов плотно закрыл за ним дверь, сел за стол, жестом предложил Аксинье сесть рядом, достал из верхнего ящика стола бланк протокола, обмакнул ручку в чернильницу и спросил:

– Фамилия, имя, отчество?

– Лабухина Аксинья Афанасьевна.

– Происхождение?

– Из крестьян Тульской губернии.

– Вот как! А какого уезда?

– Каширского.

– Волость и село? – Тараканов даже привстал.

– Волость Богатищевская, а деревня Зубово.

Аксинья на вопросы отвечала неохотно. Она не рассказала ничего нового ни о своих отношениях с Бочаровым, ни о его знакомых. Но эти сведения субинспектору уже были не нужны. Он знал, где искать. Но начальству о своих предположениях пока решил не докладывать – оно могло испортить весь отпуск.

Субинспектор купил на Сухаревке полфунта черной икры за 20 рублей, коробку сардин за 15, с боем залез в трамвай «Б» и поехал на вокзал. Через пять часов он был в Кашире. Взял извозчика, заехал домой, отдал выбежавшей на крыльцо жене покупки, поцеловал ее, сказал, что скоро вернется, вскочил в пролетку и велел везти его в милицию. Супруга минут пять стояла на крыльце, открыв рот.