Я бы все отдал за коптящий, скверно сделанный факел.

В конце концов я повернул за угол и увидел солнечный свет. В конце тоннеля находился выход из канализации. Запахи морской воды и гниющей рыбы – очаровательные ароматы гавани – смешивались с вонью отбросов.

Тераэт протиснулся вперед и ухватился за большую металлическую решетку. Он дернул за прутья, но не отпустил их, не давая им громко лязгнуть. К этому моменту я уже понял, что его мать, Хамезра, все еще с нами. Тераэт знаком приказал нам следовать за ним.

Хамезра тоже сбросила с себя накидку. Тераэта я уже видел, но сейчас у меня впервые появилась возможность рассмотреть хрупкую «матушку» Черного Братства.

Ее облик удивил меня: я всегда считал, что ванэ не стареют. Годы так иссушили и согнули Хамезру, что сейчас она была не выше куурской женщины. Под светлыми волосами – редкими, посыпанными пудрой – виднелась покрытая темными пятнами кожа, туго натянутая на черепе. Если у ее сына Тераэта кожа была цвета чернил, то Хамезра выглядела как пергамент, на который они пролились. Глаза у нее были словно у демона – серебристые, без зрачков и видимых белков. Я не мог бы сказать, считали ли ее уродливой или прекрасной в юности; сейчас ее лицо было покрыто таким количеством морщин, что строить предположения казалось бессмысленным.

Я подавил в себе желание спросить, есть ли у нее хижина в темном лесу и что ей нравится больше – ребра или ноги жареных детей. Если бы она сказала, что она Сулесс, жена Чертхога, и богиня зимы и коварства, я бы поверил ей беспрекословно.

Хамезра заметила мой взгляд и улыбнулась – нелепо, беззубо. Она подмигнула мне, и внезапно из ванэ превратилась в старую каргу, в торговку рыбой. Изменилась не только она: Тераэт стал коренастым куурцем, истощенным и жилистым, с покрытым шрамами лицом.

Я задумался о том, как теперь выгляжу я сам – ведь иллюзия наверняка распространялась и на меня.

Тераэт и старуха посмотрели друг на друга, словно разговаривая без слов. Тераэт вздохнул и схватил меня за руку.

– Идем.

Его голос раскрыл изъян в иллюзии: он доносился откуда-то над его головой. Оставалось надеяться, что никто этого не заметит.

– Куда мы направляемся? – спросил я.

Тераэт нахмурился.

– Нам все еще грозит опасность.

Ванэ вышел наружу и углубился в толпу. Сделав несколько шагов, я вдруг понял, что старухи Хамезры с нами нет. Я потерял ее из виду и хотел спросить, пойдет ли она с нами, но узнавать об этом следовало у Тераэта.

А пока подобные расспросы ничего мне не дали.

Тераэт с головокружительной скоростью потянул меня сквозь толпу. Я уже не знал, где я нахожусь, и понимал лишь, что мы идем к одному из кораблей. Тераэт потащил меня по трапу, мимо моряков и ряда закованных в цепи рабов. Я подавил в себе желание убить надсмотрщика, который вел их на борт корабля, – в любом случае, оружия у меня не было.

– Чем могу помочь? – спросил знакомый голос.

Я обернулся – в удивлении и ярости.

Это был капитан Джувал. Я снова оказался на борту «Страдания» – корабля, перевозившего рабов, который доставил меня из Куура в Кишна-Фарригу. Именно Джувал приказал заковать в цепи мою душу. Куурцы могут попасть в рабство – обычно за долги или за преступления, но таких рабов не должны продавать за пределы империи. И куурцев уж точно не отвозят на юг и не продают в Кишна-Фарриге. На юг куурцы никогда не отправлялись[22].

Когда Джувал вывез меня из Куура, я был без сознания. Я так и не выяснил, почему Джувал нарушил законы Куура, купив меня, и сколько он заплатил. Подозреваю, что нисколько. Вероятно, ему самому выдали металл за то, чтобы он посадил меня на весла и заморил непосильным трудом. И он с радостью попытался исполнить поручение.

Капитан Джувал не входил в число моих самых любимых людей.

Но сейчас он скользнул по мне взглядом, не узнавая.

– Спасибо, капитан, – с поклоном сказал Тераэт. – Мне говорили, что именно ты можешь быстро доставить нас в Жериас.

Капитан Джувал, которого сейчас занимала только погрузка товаров, лишь на миг взглянул на принявшего чужое обличье ванэ.

– Сколько человек?

– Трое, – ответил Тераэт. – Моя семья. Мать слаба здоровьем, но мне сказали, что источники в Саоло-оа-Колаке, возможно…

– За каюту я беру двести ордов. – Джувал по-прежнему более пристально следил за грузом, чем за разговором. – Пища – по двадцать ордов с человека за всю поездку.

– Двести ордов? Это грабеж!

Пока они торговались, я отошел в сторону и нашел тихий уголок – подальше от моряков. Никто меня не узнавал, никто даже на меня не смотрел – наверное, к счастью.

Я не мог поверить в то, что снова оказался на «Страдании». Из всех дурацких случайностей…

Нет, это не дурацкая случайность.

Я ни на секунду не поверил в то, что это случайность. Это сознательная удача. Направленная удача. В этом чувствовалась рука коварной Таджи.

Моя богиня. Таджа. Я мог бы поклоняться Тиа или Таэне или кому-нибудь еще из тысячи богов и богинь, которыми славится Куурская империя. Но нет, я должен был выбрать богиню капризного, жестокого шанса. Я всегда считал, что она склоняет чашу весов в мою пользу, но теперь это предположение казалось предельно наивным.

На меня нахлынуло парализующее дурное предчувствие.

Я закрыл глаза и вдохнул вонючий воздух гавани, собираясь с силами. Если кто-то меня узнал, если Тераэт или старуха зададут мне хоть один вопрос о «Страдании» или его команде, мне несдобровать. Джувал не хочет, чтобы я болтал о том, как попал в рабство: именно поэтому он и приказал сделать мне гаэш. Призрачные цепи впились мне в душу, гаэш, позволявший моим хозяевам управлять каждой секундой моей жизни, нависал надо мной, ждал возможности нанести удар.

Я стиснул камень цали, висевший у меня на шее. Он остался у меня только потому, что работорговцы не подозревали о его существовании. Тех немногих познаний о магии, которые у меня были, хватило на то, чтобы спрятать мою самую ценную (ну ладно, вторую по ценности) вещь у всех на виду. Возможно, Релос Вар сумел заглянуть за (как я подозревал) простую, банальную иллюзию[23]. Быть может, именно поэтому он так стремился меня купить. Я знал, что эта проклятая штука стоит дорого – дороже, чем «слезы звезд», которые я только что украл. Я прекрасно знал, на что способны люди ради того, чтобы завладеть Кандальным камнем (это название, кстати, казалось мне все менее забавным теперь, когда моя душа находилась в кандалах).