Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто может прийти ко мне так поздно? — содрогаясь от страха, подумала Хилари. И стоит ли открывать дверь?
В ее голове пронеслось множество тревожных мыслей. Этих мест она не знала, поэтому не имела представления о том, насколько опасно жить здесь одной.
Быть может, это грабители… Или дух покойной Мириам, размышляла она, замирая от ужаса.
Когда постучали в третий раз, ей ничего не оставалось, как подняться с кровати, закутаться в покрывало, взять с перевернутой коробки небольшой кухонный нож и прошлепать босыми ногами вниз к входной двери.
— Кто там? — спросила она, пытаясь говорить как можно более уверенным и строгим голосом.
— Это я, Хилари! Я — Эдвин.
Вздохнув с облегчением, она зажгла свет и повернула в замке ключ.
Эдвин перешагнул через порог, плотно закрыл за собой дверь и, заметив нож в ее маленькой руке, добродушно рассмеялся.
— Ты, оказывается, вооружена! Шутить с тобой опасно.
Хилари смущенно улыбнулась.
Эдвин обвел ее внимательным восхищенным взглядом. Ее блестящие пшеничные волосы спадали на плечи беспорядочными прядями. Губы выглядели еще более пухлыми и алыми, чем обычно. Серые глаза светились какой-то невинностью и детскостью.
Он шагнул к ней ближе и медленно разжал ее пальцы, сжимавшие на груди края покрывала. Оно соскользнуло с хрупких белых плеч, на которых, кроме тонких бретелек ночной сорочки, больше ничего не было.
— Хилари, ты — прелесть, — произнес на выдохе Эдвин, качая головой.
Ее нежные щеки с едва различимыми веснушками покрылись стыдливым румянцем. Она смутилась и вновь натянула на плечи покрывало.
— Что ты здесь делаешь?
Эдвин не знал, что ответить. Но четко сознавал, что поступил единственно правильно, вернувшись к ней.
— Если бы этот мастер на все руки оказался в доме, то я разорвал бы его в клочья, честное слово, — пробормотал он.
Хилари усмехнулась.
— Если бы Томас и находился сейчас здесь, это тебя б не касалось! Мы с тобой давным-давно не имеем друг к другу никакого отношения!
Лицо Эдвина потемнело.
— Знаю. Но я очень хочу, чтобы все изменилось… — Когда слова слетели с его губ, он почувствовал странное облегчение. На протяжении пяти лет ему не хватало сил признаться даже самому себе в том, что без этой женщины его жизнь пуста и неполноценна.
Хилари смотрела на Эдвина во все глаза. Он был по-прежнему потрясающе красивым и невероятно соблазнительным. Ему шла любая одежда. В облегающей плечи и грудь футболке и старых джинсах этот парень смотрелся не менее восхитительно и мужественно, чем в строгом костюме и галстуке.
Хилари окатила горячая волна желания, и ей стало трудно дышать. За пять прошедших лет она практически не общалась с мужчинами. Заботы о ребенке, учеба в университете и работа занимали все ее время. Но от отсутствия мужского внимания и заботы она ничуть не страдала. Ей и в голову не приходило связывать жизнь с кем попало. А такого человека, который смог бы заменить Эдвина, она так и не встретила.
— Я действительно хочу, чтобы мы снова сблизились, — пробормотал Эдвин.
— Правда? — Счастье теплой лавиной накрыло Хилари с головой. Она сознавала, что ступает на опасную тропу, но о плохом старалась просто не думать. Ее буквально несло в объятия Эдвина.
Он опять разжал пальцы Хилари и попытался сбросить покрывало. Ее полная грудь взволнованно вздымалась и опускалась под тонкой полупрозрачной тканью сорочки, а выпуклые затвердевшие соски так и манили к себе.
Эдвин провел рукой по ее нежному плечу, и она, вздрогнув, подалась к нему. Он прижал ее к стене и принялся целовать — жадно и безудержно, как будто всю жизнь только и мечтал о наступлении этих минут. Хилари отвечала на каждое его движение, на любое прикосновение — на все, что он дарил ей.
— Милая, я так давно мечтал об этом, — задыхаясь, шептал Эдвин.
— Я тоже, — отвечала она.
Услышав ее признание, Эдвин возликовал. Желанная, прекрасная женщина вновь была готова принадлежать ему! А сейчас только это имело для него смысл.
Подхватив ее на руки, он закружил по полу, потом устремился вверх по лестнице в ту комнату, где теперь стояла старая кровать.
Рядом с ложем Хилари возвышалась коробка, перевернутая вверх дном. На ней тикал будильник и горела лампа.
Эдвин опустился на край кровати, поставил Хилари перед собой, осторожно вытащил нож, который она до сих пор держала в руке, и положил его на коробку.
— Странно, что ты не задела меня своим оружием, когда мы целовались внизу, — заметил он, улыбаясь.
— Я никогда бы этого не сделала, — прошептала Хилари и, наклонившись, потерлась носом о его щеку. — Если, конечно, каким-нибудь неосторожным действием ты не вынудил бы меня прибегнуть к крайним мерам.
Эдвин рассмеялся.
— Да уж, сегодня вечером ты доказала мне, что постоять за себя умеешь. Я и не думал, что такие малютки способны быть столь воинственными! — Он потер пальцами щеку, по которой несколько часов назад она хлестнула ладонью.
Хилари пригрозила ему пальцем.
— Зато теперь ты будешь вести себя более предусмотрительно!
Он покорно кивнул, обвел ненасытным взглядом ее кремовую грудь, откинул в сторону покрывало, которое она до сих пор удерживала на себе одной рукой, и медленно стянул с ее плеч тонкие бретельки ночной сорочки.
Полупрозрачная вещица послушно соскользнула вниз, и Хилари, оставшуюся перед Эдвином совсем голой, охватила дрожь.
Он жадно прильнул к ее груди и принялся ласкать то один то другой ее сосок так страстно и жадно, будто знал, что занимается этим в последний раз.
Хилари задыхалась от счастья. Она то закрывала глаза, утопая в ливне блаженных ощущений, то открывала их и внимательно вглядывалась в Эдвина, пытаясь рассмотреть в нем все до малейшей детали.
У него были темные пушистые длинные ресницы, длиннее, чем у нее самой.
Они такие же, как у Лили, подумала она, довольно улыбаясь. Сегодня я непременно должна рассказать ему о нашей дочке…
Ласки Эдвина становились все более горячими и порывистыми. Он целовал ее везде, а она постепенно растворялась в нем, как когда-то давно…
— Я полностью теряю контроль над собой… Ты просто колдунья, слышишь? — прохрипел он, переводя дыхание и укладывая ее на кровать.
Губы Хилари опять расплылись в улыбке.
Слышать подобные слова от Эдвина означало нечто поистине невероятное. Ведь этот человек умел контролировать себя при любых обстоятельствах.
Он не курил, потому что был уверен в ненужности и вредности курения, никогда в жизни не выпивал вина больше, чем один бокал, не поддавался чьему бы то ни было влиянию и не отступал от своих принципов.