Все благие намерения развеялись, как только он увидел, что гениальная свояченица Аби не кто иная, как та самая особа, которую он чуть не затащил в постель в Аргентине, и что во плоти она столь же ошеломляюще красива, как в его воспоминаниях, которые мучили его все эти недели.

Одного взгляда на Николь оказалось достаточно, чтобы все его планы и здравый смысл полетели к черту. В результате он предложил ей гораздо большую оплату, чем намеревался (и гораздо большую, чем она сама предполагала, судя по ее ошарашенному виду). А чтобы она глубже заглотала наживку, он сумел подать свое предложение как вызов, что, как подсказывала ему интуиция, ее только раззадорит.

Александр тряхнул головой.

Вот тебе и строгие правила! Он вырос в семье, где каждый шаг регулировался незыблемыми законами. Когда он стал взрослым, он сумел сбросить с себя узы этой жесткой системы, выработав взамен небольшой набор правил, которых старался придерживаться в жизни.

Он никогда не действовал по настроению. Никогда не делал чего-либо без трезвого размышления. И никогда не смешивал дело и развлечение. Делу время, потехе час. Это было его кредо.

И что же он натворил сегодня днем? Нарушил все три правила. Летит в Афины с женщиной, которая едва ли говорит по-французски и итальянски лучше, чем он, – раз; с женщиной, которая чуть сама не залезла к нему в койку, – два; и, наконец, с женщиной, которая возбуждает его одним своим видом даже после того, как сбежала от него, сделала из него дурака, поступив с ним так, как будто он пустое место, – три.

Он, похоже, потерял голову и злился на собственную глупость. Но есть способ прекратить все это. Надо положить этому конец.

Александр схватил пиджак и стал шарить по карманам. Аби дал ему адрес и телефон Николь. Он вытаскивал листок, когда сажал ее в такси. Куда же он потом его сунул?

Он нашел его в нагрудном кармашке. Александр развернул бумажку, подошел к телефону, и тут взгляд его упал на часы. Полночь. Он собирается звонить в такой час, чтобы сказать, что раздумал и не берет ее? Нельзя этого делать. Она это неправильно истолкует. Пожалуй, лучше сказать это лично. Он поедет завтра с утра, как и обещал, к ней домой. Подождет в вестибюле, а когда она выйдет, сообщит ей, что передумал, а чтобы смягчить удар, даст ей чек на сумму, равную месячной зарплате. А если она будет настаивать, скажет, что не считает ее достаточно компетентной для такой щекотливой работы.

Александр удовлетворенно улыбнулся. Все стало на свои места. Женщина должна знать свое место. А мужчина – свое. Раздевшись, он лег, удобнее пристроив подушку, и заснул глубоким сном.

Александр проснулся до шести, задолго до будильника. На улице было еще темно, когда он положил дорожную сумку на заднее сиденье черного «феррари» и вывел его из подземного гаража. Он ехал по улицам спящего города. Был воскресный день, и нью-йоркцы еще видели сны.

Дом Николь был довольно запущенным на вид. Его скрашивал небольшой парк позади. Александр, нахмурившись, припарковал машину. Неудивительно, что предложенная сумма потрясла ее. Ясное дело, она нуждается в деньгах, но ее финансовые дела его не касаются. Он поднялся по ступенькам к входной двери. Надеюсь заперта, подумал он. Черта с два. Ручка повернулась без всяких усилий, и он вошел в вестибюль. Женщина не должна одна жить в таком доме. Впрочем, это тоже не его забота.

Александр взглянул на часы. Еще рановато. Он переминался с ноги на ногу и зябко поеживался. В вестибюле, если этот закут можно так назвать, не теплее, чем на улице.

Он снова взглянул на часы, затем на почтовые ящики на стене: «Н. Колдер, кв. 401». Слава Богу, у нее хватило ума не писать полное имя, чтобы всему свету было известно, что она живет одна.

Так она живет одна? Хотя… какое ему до этого дело?

Черт побери, в этой душегубке размером с телефонную будку любой почувствует клаустрофобию. Такой спертый воздух. Уныло посмотрев вверх, он вздохнул. Четыре этажа. И поднялся на первую ступеньку. Вот откуда у нее такая идеальная фигура.

Он стал мрачнее тучи.

Он что, пришел сюда, чтобы думать о теле Николь и о том, как она живет? Он пришел, чтобы сообщить ей, что их договор расторгнут, и передать чек.

Ее квартира была на самом верху. Он набрал полную грудь воздуха, прочистил горло, пригладил волосы… Затем чертыхнулся и позвонил.

Никого. Александр посмотрел на часы. Через несколько минут она должна встречать его внизу. Она что, еще спит? Не оделась? О каком профессионализме может идти речь?

Он правильно сделал, что решил не связываться с ней.

Он еще раз позвонил. Потом еще.

Дверь приоткрылась на цепочку. Он увидел одну ее щеку и глаз, вперившийся в него. И мокрые колечки медных волос.

– Это вы? – проговорила она.

– Я, – ответил он. – Откройте дверь, мисс Колдер.

– Как вы здесь оказались? Вы должны быть внизу через двадцать минут.

– Через десять. Так вы откроете?

Ник не ответила. Чего ему надо? Она только вышла из душа. Она не одета для встречи. Ей живо представилось, как все произойдет. Она скажет ему, что не хочет работать на него. Он будет ее уговаривать. Лучше такие переговоры проводить в формальной обстановке.

– Мисс Колдер, – строгим голосом произнес он. – Я не привык обсуждать дела на лестничной площадке доходного дома.

Ник пристально посмотрела на него.

– Это не доходный дом, мистер Татакис, но тому, кто родился с ложкой в двадцать четыре карата во рту, дом без горячей и холодной воды кажется трущобой.

Она захлопнула дверь, сняла цепочку и снова открыла. Какое имеет значение, что на ней купальный халат, который она носит еще со времен учебы в колледже? Если она босиком, а с волос капает на ковер и лицо без помады и грима? Не обязательно выглядеть, как с обложки «Вог», чтобы сказать Александру, что она отказывается от работы.

– Что ж, заходите.

Он вошел и выпалил:

– Вы уволены.

Ник уперла руки в боки.

– Это как?

– Я вправе поступать, как считаю нужным, и я вас увольняю.

– Попробуйте, если я сама уже ушла.

Он уставился на нее.

– То есть как это, сама ушла? Вы не имеете права!

– Как хотите, но я ухожу. Не хочу работать с вами.

Этого он не ожидал. Ник прочла это на его лице. Здорово! – внутренне порадовалась она. Этому греческому божеству редко наступают на любимую мозоль. Уж во всяком случае, не его наемные сотрудники, если он платит им так, как обещал ей. И не женщины. Какая женщина откажет ему, если он положил на нее глаз? А я откажу, подумала она и с вызовом задрала подбородок.

– Понятно, – проговорил он. – Вы живете в таком месте и отказываетесь от работы за такие деньги?