Тяжелые слова упали, как камни, я почти физически ощутила их непреодолимую силу и власть.

Медленно, неотрывно глядя в знакомые светло-зеленые глаза на надменном холодном лице, пошла к креслу. Сейчас решится моя судьба. О чем будут спрашивать? Что я отвечу тому, кто даже не считает-нужным скрывать свое явное безразличие к судьбе воспитанницы? Как оправдаюсь? Надеюсь, отец Альфиисы проявит хоть какое-то, пусть самое крохотное, снисхождение к бедной сироте. Найдет лазейку, поможет выпутаться. Вспомнит, что мы родственники, несмотря ни на что, хоть и дальние.

Но все оказалось намного проще и страшнее. От меня не ждали никаких объяснений и не дали сказать ни единого слова в свою защиту. Приговор был вынесен заранее, сомнению и обжалованию он не подлежал. Не успела я пройти и половину пути, как саэр остановил меня резким движением руки и, четко выговаривая каждое слово, произнес:

— Согласно древнему закону я, волею небес дваждырожденный Ритан Эктар, силой, властью и правом главы рода ныне отрешаю ту, что звалась Кателлиной Эктар, от рода своего. Да отделится кровь от крови, а плоть от плоти. Да разорвутся узы кровные навечно. Нет у этой женщины более ни имени, ни рода, ни поддержки, ни силы его. Залогом тому слово главы — твердое, крепкое, нерушимое!

Закончив, мужчина встал и протянул в мою сторону раскрытую ладонь. Правую руку будто кипятком ошпарило. Родовое кольцо, которое до сих пор ни в какую не хотело сниматься, легко слетев, золотистой молнией пронеслось по воздуху и плавно опустилось в подставленную ладонь. Саэр усмехнулся, с силой сжал пальцы, и меня поглотила тьма.

* * *

Вязкая пелена забытья колыхнулась, и на ее поверхности замелькали неясные тени. Кто-то звал, словно пытаясь добудиться. Просыпаться отчаянно не хотелось, и я попробовала скользнуть обратно, в черную пустоту, где не было ни мыслей, ни чувств, ни раздирающей в мелкие клочья боли, которая заставляла скулить, свернувшись в плотный клубочек. Но сделать этого мне не дали.

Шелест ткани… позвякивание посуды… Сильные, уверенные руки легко приподняли голову, и к губам, холодя их краем, прижался какой-то сосуд.

— Пейте, сирра. Вам обязательно нужно это выпить, тогда станет немного легче. Ну же!

Повинуясь строгому негромкому голосу стала глотать тягучую горькую жидкость. Как только сосуд опустел, меня перестали поддерживать, и я со стоном упала в подушки. Несколько секунд позволила себе полежать неподвижно, прислушиваясь к ощущениям и пытаясь склеить кусочки рассыпавшейся памяти, а потом распахнула ресницы.

— Как чувствуете себя, сирра Кателлина? — внимательные глаза мэтра Циольфа смотрели испытующе и, как мне показалось, участливо.

Вот мы и снова встретились. На том же месте, в тех же декорациях — я на кровати, он возле.

— Спасибо, хреново, — ответила автоматически. Тут же, заметив изумленно вскинутые брови, поправилась: — Не очень хорошо, но гораздо лучше, чем до принятия вашего чудо-средства.

— Рад. — Мэтр мимолетно улыбнулся, но тут же лицо его опять посуровело. — К сожалению, бальзам Готта сможет лишь ненадолго облегчить состояние. Скоро придется принять еще одну дозу, я оставлю ее вот здесь, на столике. До вечера продержитесь. А там, — он махнул рукой и скривился, — все так или иначе закончится.

— Что со мной случилось? — не хотелось насторожить целителя своим явным непониманием ситуации, но не задать этот вопрос не могла.

— А вы не поняли, сирра Кателина?

— Все произошло так быстро, — забормотала, пряча глаза. — Я готовилась… думала… Но меня даже спрашивать ни о чем не стали. Эти страшные слова… Почти их не слышала от волнения. А потом — темнота.

— И что же, в обители-наставницы не рассказывали о ритуале отречения от рода? — недоверчиво прищурился Циольф.

Неопределенно пожала плечами.

— О нем упоминали вскользь, без подробностей. Больше говорили о том, что надо быть покорными и послушными, тогда никого из нас не коснется это чудовищное, убийственное наказание.

Надеюсь, я правильно поняла принципы воспитания наид. Во всех традиционных закрытых учебных заведениях от девочек всегда требовали примерно одного и того же: повиновения, смирения, кротости, следования нормам и устоям, какими бы нелепыми они ни были.

— Возможно, наставницы и сами всего не знали, — с сомнением протянул мэтр. — На отречении присутствуют только главы семей рода, женщины туда не допускаются. Да и происходит подобное крайне редко. На моей памяти — это всего лишь третий раз, и первый по отношению к девушке.

Он помолчал, задумчиво разглядывая меня, и угрюмо, неохотно продолжил:

— Саэр Ритан прервал связь и отлучил вас, сирра, от рода Эктар. Как видите, — целитель кивком указал на мою правую руку, — он уничтожил кольцо, что было дано вам при рождении, и тем самым лишил связи с родовым артефактом. Резкий разрыв кровных уз страшен, он парализует волю, корежит душу, ломает тело. Вы не выдержали такого удара — да и кто смог бы — и, благодарение Ариву, потеряли сознание.

— Как же я в своей комнате оказалась?

— Предпочли бы так и проваляться до вечера в беспамятстве в центре Зала Совета, нарушая торжественность обстановки и мешая почтенным мужам заниматься важными делами? — иронично вскинул брови Циольф. — Или, может быть, желали, чтобы вас немедленно выкинули за ворота?

— Нет, — поежилась, когда нарисованная богатым воображением картина во всей своей неприглядной красе предстала перед внутренним взором, — здесь в любом случае лучше.

— Вот и саэр Ритан Эктар так решил. Именно по его велению отверженную воспитанницу рода перенесли назад в спальню. Я сейчас здесь по его же приказу, — мужчина испытующе посмотрел на меня. — Надеюсь, вы не настолько глупы, чтобы обольщаться по поводу милосердия нашего уважаемого хозяина? — дождался ответной горькой усмешки и продолжил: — До ночи, пока кровная связь не истончится и не исчезнет окончательно, вы останетесь членом рода Эктар. Изгнанным и презираемым, но не утратившим права находиться в этом доме. Да и у саэра Ритана есть в отношении вас еще кое-какие планы. А вот если сиятельный саэр Савард Крэаз окончательно отвергнет вас, изберет другую девушку своей наидой и назовет на церемонии, завершающей День выбора, именно ее имя, тогда, не сомневайтесь, глава рода выбросит вас за дверь как ненужную сломанную игрушку. И никакие пустые мысли о жалости и сострадании не посетят его, когда будете умирать.

— Почему умирать? — Что еще приготовил для меня этот жуткий мир? — Я вроде бы неплохо себя чувствую, лишь небольшая слабость осталась. А так даже боль прошла.

— Это только начало, Кателлина, — вздохнул Циольф. — То, что вы пережили в Зале Совета, — лишь первое, самое легкое испытание, поверьте. Капля за каплей тело покинут магические, а потом и жизненные силы. Постепенно физические страдания пройдут, унося с собой эмоции, желания, ощущения. Какое-то время оболочка будет просто бездумно существовать, дыша воздухом, не более. А потом и эта как-бы-жизнь угаснет, и вы погрузитесь в небытие. Безвозвратно.