Вскоре я обнаружила, что от нас с Генрихом вовсе и не требуется жить совместно. Супружество в королевских семьях выглядит не как у обычных людей. Королева Элеонора никогда не бывала при дворе, предпочитая жить в специально обустроенных для нее домах, и я могла следовать ее примеру. Поручив Бираго управление моими делами, я с головой окунулась в новую жизнь, которая, в том числе, включала и занятия с принцессами Мадлен и Маргаритой.

Как я и надеялась, мы очень скоро подружились.

Тринадцатилетняя Мадлен была хрупким созданием с фарфорово-бледным личиком и слабыми легкими. Она обожала стихи и зачитывалась ими, даже когда хворала. Не единожды после полудня я сиживала у ее кровати и читала вслух. В противоположность ей десятилетняя Маргарита отличалась высоким ростом и пышущим здоровьем — точь-в-точь как ее отец. Рыжеволосая, веснушчатая, она обладала неукротимым духом, который не могли сдержать установленные для нас ограничения. Вначале она довольствовалась тем, что испытывала мою выносливость в цитировании Платона и Цицерона; когда же классная комната стала для нас слишком тесной, Маргарита увлекла меня в потаенные уголки Фонтенбло. Первое время нас непременно кто-то сопровождал; фрейлины следовали за нами как тени и выговаривали за непослушание. Но однажды Маргарита, буйно расхохотавшись, схватила меня за руку, и мы что есть духу помчались прочь от своих смятенных спутниц, которые лишь испуганно кричали вслед, поскольку придворные наряды мешали им нас нагнать.

— Ты только погляди на них! — усмехнулась Маргарита, когда мы достигли намеченной цели и я согнулась пополам, силясь перевести дыхание. — Ни дать ни взять наседки, только квохчут да хлопают крыльями! Когда я вырасту и смогу сама решать свою судьбу, ни за что не стану такой. Уж я-то не буду никчемной!

— Безусловно, не станешь! — согласилась я с откровенным восхищением. В моих глазах Маргарита была уже вполне взрослой и воплощала идеал, к которому я стремилась. — Ты же принцесса. Сможешь делать все, что захочется.

— Это правда. — Взгляд ее зеленых глаз встретился с моим. — Я принцесса. Однако даже принцесса не вольна поступать, как ей пожелается, если у нее недостает воли бороться за свои желания. Вот скажи, разве тебя не выдали за моего брата, даже не соизволив спросить, хочешь ты этого или нет?

Маргарита не стремилась меня задеть, просто высказала то, что думала. Однако упоминание о Генрихе все равно уязвило меня. Я хорошо помнила, что он говорил обо мне, и подозревала, что и все прочие при дворе считают меня чужеземной выскочкой, которой на самом деле нечем похвалиться.

— Воля у меня есть, — отрезала я. — Моей руки искали многие принцы. Твой отец предложил наилучшую партию, но сам Генрих для меня ничего не значит.

— Разумеется! — Глаза ее заискрились. — Он ведь твой муж. Ты всегда можешь, родив ему сыновей, обзавестись любовником. Взгляни на папочку: он вынужден был жениться на сестре Карла Пятого, но это не помешало ему искать удовольствий на стороне. Его услаждает кружок дам, которых он называет «мои маленькие разбойницы». Когда-нибудь его примеру последуем и мы.

Я подумала о рыжекудрой женщине, которую видела с королем, и предпочла пропустить мимо ушей намеки на деторождение. По крайней мере сейчас, на нынешней ступени нашего брака, говорить об этом неуместно.

— Обзаведемся дамами? — лукаво предположила я, и Маргарита радостно захихикала.

— Что ж, бывают женщины именно с такими склонностями, но я все же предпочту десяток мужчин. Сестра моего отца, тетя Маргарита, именно так жила до того, как сочеталась браком с королем Наваррским. Мужчины, которые вились вокруг, ловили каждое ее слово, читали ей вслух стихи и клялись в вечной любви.

До чего же она была отважна! Я всецело покорялась ее вольному, не скованному никакими условностями духу. Благодаря Маргарите я узнала о мире больше, чем за всю свою прежнюю жизнь. Она таскала из библиотеки короля книги с откровенными иллюстрациями, на которых изображались сцены блуда, а также водила меня к павильону возле искусственного озера Фонтенбло, где обыкновенно встречались любовники.

Скрючившись в зарослях крыжовника, мы в щелочку между ветвями наблюдали за тем, как оживали картинки из тайно просмотренных книг. Глядя на действо, которым наслаждались дама, раскинувшая ноги, и кавалер, размеренно двигавшийся над ней, я понимала, что нечто подобное в первую брачную ночь должно было произойти и со мной. И утешала себя тем, что когда-нибудь и впрямь, как утверждает Маргарита, заведу любовника и на собственном опыте познаю таинственные желания плоти.

Впрочем, наша жизнь состояла не только из игр и развлечений. Как бы я ни восхищалась независимостью, которая дозволяла мне бродить где угодно и сколь угодно предаваться своей новой страсти к искусству и книгам, я понимала, что быть принцессой Франции почти то же самое, что быть Медичи. Дочери короля ни на миг не освобождались от обязательств, которые налагало на них высокое положение. Когда-нибудь они точно так же выйдут замуж, уедут в чужие страны и станут при тамошних дворах чужеземками, представляющими родину. И классная комната для них — то же, что учебное поле для солдат. Здесь мы ежедневно проводили по шесть часов, строго по расписанию изучая математику, историю, языки и музыку.

— Вчера у нас был урок мифологии, — сообщила как-то утром Мадлен, открывая свою тетрадку.

— И вел его старина Котомоль, — прибавила Маргарита, — но сегодня я пожаловалась ему, что у нас озноб. Ты ведь знаешь, как он боится всяческих болезней — почти так же сильно, как воды и мыла.

— Ко-то-молль, — старательно повторила я незнакомое французское имя.

— Да нет же, Ко-то-моль, — отчетливо повторила Маргарита. — Мы прозвали так учителя, потому что его одежда была вечно попорчена молью, а к тому же он сопел, точно старый кот.

— Но он очень добрый, — добавила Мадлен. — Всегда ставит нам высокие отметки.

— Попробовал бы он поставить другие! — смеясь, заметила Маргарита. — Папочка привез его из Фландрии, чтобы он нас учил. Он — гуманист; все наши учителя — гуманисты. Папочка говорит, они наилучшие наставники, поскольку высвобождают разум, не порабощая дух.

— А ваши братья тоже учатся с вами? — спросила я.

Я не видела Генриха уже месяц с лишним и начала подозревать, что наш брак останется чисто формальным, как у Франциска с его королевой. Тайные вылазки к павильону у озера и слежка за любовниками вновь пробудили во мне потаенное ощущение: с нашим супружеством что-то неладно.

— О нет! — отозвалась Маргарита. — У Франциска, нашего старшего брата, собственный дом, да вдобавок обязанности, которые связаны с титулом дофина. Впрочем, иногда он нас навещает.

Спросить о Генрихе я не посмела. До сих пор я сумела разузнать о своем супруге лишь то, что он обожает охоту и неразлучен со своим другом Франсуа де Гизом. Хотя, может быть, я не слишком себя выдам, если спрошу, посещает ли он эти уроки…

В этот миг дверь классной комнаты распахнулась, и принцессы с восторженными криками бросились к отцу, который заключил их в объятия. Уже не впервые я ощутила внутри ноющую пустоту; хотя Франциск принял меня, словно родную дочь, только теперь я поняла, каково это — иметь отца. Никогда прежде я не ощущала себя сиротой, покуда не увидела, как король Франции обращается со своими дочерьми; и сейчас стесненно стояла поодаль, остро чувствуя себя чужой.