одной былинной вариации кончина Святогора связана с Самсоном. Не сумев поднять сумочки перемётной с земной тягой, Святогор «потребил свою силу великую», т. е. лишился её[230]. Тут навстречу ему попадается Самсон, вместе они направляются к Киеву, подъезжают к гробнице каменной, «обнятой железными обручами». Самсон разрубает их и предлагает Святогору лечь в гроб, т. е. «принять на себя смерть великую»[231]. Тут именно Самсон, олицетворявший небесные ветра, открывает «горние» чертоги, тем самым завершая святогоровскую миссию.

Нельзя пройти и мимо ряда деталей, связанных с кончиной Святогора. В том варианте, где фигурирует Илья, присутствует меч-кладенец. Илья сначала не может поднять его, пока Святогор сквозь щёлочку гроба не дохнул «духом богатырским», чтобы тот ударил по крышке. Но в результате та не разбивается, а после каждого удара появляется железная полоса[232]. Если кладенец символизирует орудие грибницы, то Илья при всей своей мощи остаётся человеком: он способен вострепетать лишь на ветрах человеческих. Святогор завещает преемнику владеть этим мечом, но по следующим былинным записям Илья не использует его, да и о самом мече практически не упоминается. Не менее любопытно завещание о коне: Святогор напутствует привязать его к гробу, поскольку «никто кроме меня с ним не совладает»[233], т. е. никто из людей не подчинит земные ветра.

Не менее важна и фигура Микулы Селяниновича — загадочного сподвижника Святогора. Традиционно Микулу рассматривают в качестве олицетворения земли, представителя земледельческого быта[234]. Однако ещё Владимиром Проппом замечено, что герои русского эпоса отнюдь не земледельцы[235]. Знакомство с записями только подтверждает это наблюдение. Если, по нашей логике, Святогор формирует почвенный слой, то тесно связанный с землёй Микула насыщает её, о чём былина сообщает достаточно ясно. Только он не сеет, не жнёт, а «с края в край бороздки помётывает, в край уйдёт, другого не видать; коренья, каменья вывёртывает, дубья-колоды о борозду валит»[236]. Или «борозды гоняет предолгие… камешки вон вывёртывает, дерень (дёрн — А. П.) вниз повёртывает»[237]. Находим и более определённую характеристику его занятий: «тут дубья да колодья в борозду валил»[238], «сосенки да ёлочки в борозду валил, ржи напахал, да домой выволочил…»[239]. Иными словами, дело Микулы — это скорее засевание лесами, что, подчеркнём, не синоним хлебопашества. Упоминание о ржи смущать не должно, поскольку рожь считалась дикорастущей: ранее её подсаживали всюду без распашки, в отличие от той же пшеницы, требовавшей широкой пахоты. С мнением, что Микула занят опахиванием, согласиться нельзя. Ассоциации обряда опахивания, когда прокладывали борозду вокруг селения для местной санитарии, с деятельностью Микулы вряд ли оправданы[240]. Обряд опахивания совершался исключительно женской половиной, что достаточно точно установлено[241]. Этот обряд не имел отношения к административно-территориальной разметке земель. Кстати, родителей Ильи Муромца также легко относят к крестьянам-хлеборобам, с чем согласиться нельзя, несмотря на то что в одной былинной записи, правда поздней, сказано: «пошли на да работошку… — хлебопашество»[242]. В других же вариантах прямые указания на земледелие отсутствуют. Здесь фигурируют не какие-либо виды зерновых, а исключительно дуб, «чистка пожни» от дубьев-колодьев, погрузка их «глубоку реку»[243]. Добавим, что смысл сюжетов о Микуле Селяниновиче, сажающем лес, прошёл незамеченным. Куда более привычны легенды о возникновении деревьев, имеющие исключительно библейское происхождение[244].

Былина тесно увязывает Микулу Селяниновича с Вольгой Всеславичем, чей древний образ до сих пор остаётся весьма затуманенным. Литература склонна противопоставлять этих персонажей, видя в них представителей разных общественных слоёв (дружинного и крестьянского)[245]. Важно уточнить, что в записях речь идёт о Вольге Буслаевиче и Вольге Всеславиче. Разница между ними — это время рождения: первый появляется, когда «звёзды часты по светлу небу», т. е. ночью, а второй — днём, «когда воссияло солнце красное»[246]. На наш взгляд, здесь кроется ключ к образу, олицетворяющему космологию небесных сил дня и ночи. Любопытен и такой факт: Вольга Буслаевич «задался на семь год», а Вольга Всеславович — в семнадцать лет[247]. Именно таковы базовые ночные и дневные часы в средней великорусской полосе, варьирующиеся затем в зависимости от сезона. К тому же дружина его состоит из тридцати молодцов, что равняется количеству дней в месяце. Эти небесные циклы имеют определяющее значение для всего на земле. Микула сеет на грибнице лес, т. е. растительность, необходимую для животных и самого человека; отсюда его связка именно с Вольгой. Кстати, тот, выехав в чисто поле, не увидел, а услышал Микулу, что весьма примечательно[248]. Богатырь-пахарь на вопрос о помощи отвечает, что таковая ему требуется, и Вольга предлагает ему идти с ним. Так Микула исчезает из былинного повествования, уходя, забрасывая сошку за ракитов куст, который, по преданию, находится у Калинова моста[249]. Заметим, что он присоединяется к дружине Вольги в качестве непостоянного, но всё же тридцать первого.

Остаются у Микулы Селяниновича три дочери — Василиса, Настасья и Марья[250], о коих нельзя не упомянуть. В разных былинах все они (кроме последней) выступают жёнами богатырей, замужеством придавая могущество своим супругам. В песне о «Ставре Годиновиче» Василиса играет явно ведущую роль, проявляя разные качества (борьба, стрельба из лука, игра в шахматы) для освобождения не в меру хвастливого мужа[251]. Настасья Микулишна уравновешивает Добрыню. Будучи воинственной паленицей, она посадила его в карман и возила три дня, а выйдя за него, стала обыкновенной женщиной, утратив прежнее могущество[252]. Иными словами, она приняла подчинённую роль, дав Добрыне мощь. Насколько образ Настасьи важен, свидетельствует тот факт, что в отсутствие Добрыни к ней пытался поджениться Алёша Попович, чтобы обрести для себя её силу[253]. Разница между этими богатырями чётко прослеживается при контактах с каликами. Поповичем они пренебрегают: «у Алёши вежество нерождённое». К Добрыне же отношение иное: его признают равным себе[254]. Это отличие как раз объясняется наличием у Добрыни жены Настасьи Микулишны. Напомним, что род Микулы, которого любит сыра земля, по былинам не является человеческим, а потому образы его дочерей (жён богатырских) ещё ждут осмысления.

Вернёмся к Илье Муромцу, через которого раскрывается предназначение людей на этой обустроенной земле. Как Илья принимает эстафету у Святогора, так человек становится неотъемлемой частью биосреды, её охранителем. Собственно, об этом знаменитые подвиги Ильи Муромца: в них речь о наполнении того жизненного пространства, которое доверено людям. Здесь изображаются конфликты уже по ветрам человеческим,