Да и настолько длинных фраз на фене я никогда не конструировал. Что говорить об остекленевшем толстяке, озадаченное лицо которого никак не могло справиться с мышцами, уронившими нижнюю челюсть, и совсем не хотевшими поднимать ее обратно? Хотя смысл сказанного мной был для толстяка хорошо понятен – об этом говорил испуг, промелькнувший в его водянистых глазах на фоне бездонной злобы.

Он дернулся к своему джипу, но в этот момент, перпендикулярно нашим машинам, остановилась полицейская тойота, из которой, скрипнув дверцей, вышел гаишник в форме капитана. Неразборчиво представившись и козырнув, он спросил, в чем собственно, дело.

Я, на удивление спокойно, короткими, как лай, фразами, описал обстановку:

– Стою налево поворачивать. Этот сдал назад. Или передачи перепутал, или в неадеквате… Капитан посмотрел на машины, не очень внимательно слушая меня.

– Да, я видел, стоял на перекрестке. Скорая помощь нужна? – он с интересом смотрел на вытирающего нос толстяка, который, почему-то, все время отводил глаза. Толстяк, до сих пор находящийся в легком шоке от сказанного и сделанного мною, отрицательно помотал головой. Но с появлением представителя власти уверенность и вальяжная наглость к нему вернулись, он даже плечи расправил.

– Попрошу документы на машину и права.

Я протянул свой пакет, а лысый захромал к джипу, все еще пытаясь завести свой мобильник. Через минуту, покопавшись в бардачке, он вернулся с документами, сверху положив визитку одного из самых высокопоставленных гаишников города.

– Слышь, лейтеха, пойдем перетрем…

– Слышкать будешь в своем хлеву свинарке тете Клаве, а сейчас вы разговариваете с капитаном государственной автоинспекции при исполнении служебных обязанностей. Лицо его сохраняло каменное выражение, лишь уголки губ едва заметно приподнялись в улыбке. В глазах же его бушевали такие всполохи, что боров не решился заново хамить.

– Да ты глаза разуй, – имелось ввиду, что самым главным документом из переданных капитану, является визитная карточка.

– Я же вам сказал, что видел, как вы нарушили. Причем здесь визитка начальника городского ГИБДД?

– Да то, что ты видел, жене своей будешь рассказывать, или маме. Он дистанцию не соблюдал… – видимо, именно про таких говорят, что его могила исправит.

– Дистанция определяется между движущимися автомобилями. Вы стояли на светофоре. Кроме того, он стоял от вас метрах в пяти – этого более чем достаточно, – полицейский что-то выписывал из документов в свои бумаги.

– Ну, посмотрим, умник. Как ты говоришь, твоя фамилия?

Капитан заинтересованно отвлекся от бумаг:

– По буквам произнести?

– Внятно, по буквам, какое отделение, кто начальник? – боров брызгал слюной, лицо его покраснело.

ГИБДД-шник подошел к нему, возвращая визитку.

– Фамилия та же, что и на визитке. Инициалы в обратном порядке.

Толстяк замолк, отдирая мокрые брюки от необъятной задницы, и вопросительно посмотрел на блюстителя закона, отказываясь верить, что перед ним сын главного городского гаишника.

– Звонить будем или протокол подписывать? У-у-у, да мы еще и в трубочку дунем? – капитан искренне обрадовался, почувствовав алкогольный выхлоп.

В глазах борова рушился мир. Такая знакомая и простая вселенная привычных продажных отношений. Когда безнаказанность покупается, и все остальное тоже. А то, что не продается, все равно можно купить – по знакомству. Похоже, для него созрел серьезный тупичок в этом уютном, но вонючем мирке…

А я подумал, что если черно-белые полоски в жизни будут чередоваться с такой неудержимой скоростью, задница личной зебры Толика Толиковича наступит намного раньше ожидаемого мною момента. Интересно, если бы я знал, что она уже наступила – это добавило бы мне оптимизма?

Остаток вечера ушел на формальности с полицией и страховщиками. Толстяка пара ДПС-ников, прибывших вскорости после аварии, повезла на медицинское освидетельствование, так как дышать в трубочку на месте он отказался. Бесконечно долго я тащился домой – колесо сильно терло о смятое крыло, которое так и не удалось обратно выгнуть подручными средствами.

Дома незадачливого автомобилиста ждала одна лишь ванна – моя гордость и любовь. В свое время, с разрешения хозяйки, туалет с ванной объединили, старую чугунную лоханку изъяли, а на ее место водрузили неплохое джакузи. Стоило мне это сумасшедших денег, зато как уютно сверкала белоснежной керамикой шикарная джакузи на фоне мраморно-черной плитки!

К тому времени, когда я разложил купленные продукты, ванна была готова, и я, посолив воду ароматизированной солью с запахом бергамота, с наслаждением опустился в акриловый рай.

Ужин уложился в кружку кефира и венскую булочку, купленную в торговом центре. Дома адреналин от пренеприятнейшего вечернего инцидента и живительные водные процедуры позволили мне еще около десяти минут поваляться на кровати, пялясь в телевизор. Затем, осознав, что абсолютно не понимаю, о чем идет речь на экране, я из последних сил отщелкнул красной кнопкой пульта финальный выстрел, и моментально погрузился в сон.

Сон был, мягко говоря, занятным. Я осознал себя, стоящим у белой двери, расположенной, как и сотни ей подобных, в огромном белом же просторном коридоре, наполненном людьми в обычной одежде и белых халатах.

Картинка напоминала сцену из сериала «Скорая помощь», только вот больничка была нешуточных размеров и радовала глаз небольшими странностями. На которые, впрочем, как это часто бывает во сне, никто не обращал внимания.

Переминаясь с ноги на ногу, у соседнего кабинета стояла девочка лет десяти с живым барашком. Барашек не блеял, а просто переводил свой грустный взгляд с одного посетителя этого бесконечного коридора на другого, и что-то жевал.

Лицо девочки тоже было печальным, но не наполненным вселенской грустью, как у барашка, а каким-то сострадающим. Она не сводила глаз со своего питомца, который, при всей своей кажущейся вполне нормальной способности жевать и двигать кучерявой головой с выразительными грустными глазами, был абсолютно и бесповоротно плюшевым. Под брюшком даже виднелся вшитый в шов лейбл производителя.

Мне нравились такие цветные сны с элементами мультяшности – когда можно поговорить с томиком Шекспира, извиниться перед подушкой или попросить совета у стареющего на подоконнике кактуса. От таких снов пахло детством и вспоминалась давно забытая способность летать.

Я приободрился, душевный комфорт начал заполнять мое тело, перетянутое крест-накрест лентами с надписями «Пред жгучей жаждой опохмелки все остальные чувства мелки» и «Заслуженный гипотоник деревянного зодчества».