Иногда, без видимых оснований, вдруг ощущаешь нависшую над тобой опасность Тогда человек ни с того ни с сего инстинктивно отпрыгивает и тем самым избегает удара по затылку. На сей раз я вовремя вскинул руку, и удар пришелся по ней. Вскрикнув, я отскочил в сторону, упал на пол и, перевернувшись на спину, увидел страшную физиономию дебила, занесшего дубинку для повторного удара, но он соображал слишком медленно, и я успел вскочить на ноги и сбросить ботинки. В тот же миг дубинка со свистом разрезала воздух. Этот орангутанг промахнулся. Мне нельзя было промахиваться, и я ударил его ботинком. Он мгновенно переломился надвое, не в силах даже закричать Из его пасти вырвалось лишь невнятное хлюпанье. Дубинка с глухим стуком упала на пол, а детина, скорчившись в три погибели, прижал руки к низу живота. Я выждал подходящий момент и нанес ему удар в зубы, сделавший его на какое-то время трупом. Подняв дубинку, я взвесил ее в руке. Да, ничего не скажешь, такой можно проломить голову в два счета.

Она оказалась слишком длинной, чтобы уместиться в кармане. Поэтому я сунул ее в пустую кобуру, висевшую под мышкой.

Комнатка, в которой я очутился, была очередным предбанником. В нем стоял старый стул, и звукоизоляция тоже была что надо. Ради шутки я посадил на стул бездыханного гангстера. Голова его свисала так, что крови не было видно, и со стороны казалось, что он просто уснул. Потом я запер на замок переднюю дверь и толкнул противоположную. Оказалось, она была открыта. После полумрака меня ослепил яркий свет, и я даже не заметил, как ко мне подбежала Конни.

— Куда ты исчез, Майк? — Она взяла меня под руку.

— У меня здесь тоже нашлись друзья, — небрежно проговорил я.

— Вот как? Кто же?

— Ты все равно никого из них не знаешь. В этот момент Конни заметила ссадины и кровь у меня на руке и побледнела.

— Что случилось, Майк?

— А-а-а, пустяки, — улыбнулся я.

Она еще что-то спрашивала, но я не слушал ее. Я разглядывал игорный зал.

Да, это действительно было золотое дно. Сквозь гул голосов доносилось жужжание рулетки и стук катящихся шариков. Здесь же располагались столы для игры в кости, фараона, баккара, крапа и других подобных развлечений. Сам зал был отделан под салун Дикого Запада. Вдоль одной из стен тянулась длинная стойка красного дерева, на ней можно было заметить следы пуль. Если б когда-нибудь мне захотелось красивой жизни, то следовало прийти именно сюда. Красота здесь была тщательно выверенной и профессиональной. Красота специально подобранного макияжа и нарядов, словно взятых на время из костюмерной варьете. И красота эта почему-то безумно утомляла и раздражала. Она была насквозь фальшивой.

— Как-то не верится в это во все, да? — улыбнулась Конни.

Мягко сказано.

— А что их всех сюда так тянет?

— Я же тебе говорила, Майк. Все на этом помешались. А потом пройдет немного времени и “Бовери” всем приестся.

— И они переберутся куда-нибудь еще.

— Ага. Сейчас здесь вроде как клуб, где они заводят знакомства, милуются, а когда выпадает случай — делают друг другу пакости.

— И все это в “Бовери”. Пат много бы дал за это. Впрочем, возможно, я смогу рассказать ему и кое-что поинтереснее.

Я еще раз оглядел зал. Красиво! Но от этой красоты веяло скукой. Лысые затылки и толстые животы сильно портили картину. Я заметил Хомера и Эндрю в толпе у игорного стола. Хомер, видимо, выиграл: его девица засовывала деньги в сумку, а те, что не поместились, завернула в носовой платок. Мы с Конни обошли весь зал и устроились в углу, где можно было одновременно и пить, и следить за всем происходящим. Официант в ковбойском наряде принес нам виски и крекеры и сказал, что это за счет заведения.

— Что ты об этом думаешь, Майк? — спросила Конни, когда он ушел.

— Не знаю, крошка. Я пытаюсь понять, мог ли мой друг оказаться здесь.

— Разве он не мужчина?

— Черт его знает, может, ты и права. Кто откажется пойти поразвлечься с красивой девушкой? Он был один, никто за ним не присматривал. Работал целый день, а потом решил немного расслабиться. Очень похоже на правду. И я думаю, что если кто-то и уговорил его пойти сюда, то этому кому-то не пришлось прикладывать слишком больших усилий.

Я прикурил и взял бокал. Сделав большой глоток и затянувшись, я скользнул взглядом по залу. Как раз в это время толпа расступилась, пропуская официанта, и я увидел, что у стойки сидит Джун. Она заразительно смеялась над какой-то шуткой Антона Липсека, расположившегося с ней рядом.

— Извини меня, дорогая...

— Она очень красива, Майк, правда? Я покраснел, наверное, первый раз с тех пор, как перестал носить короткие штанишки.

— Она какая-то другая. Рядом с ней женщины кажутся какими-то пичужками.

— Я тоже?

— Я не видел ее раздетой. И пока оно так, для меня самая прекрасная женщина на свете — это ты.

— Не лги, Майк. — Конни посмотрела на меня с насмешкой.

Я встал и улыбнулся ей:

— Если тебе так уж хочется знать мое мнение, то, по-моему, она самая прекрасная женщина из тех, кого я встречал когда-либо в жизни. Я увидел ее здесь на расстоянии пятидесяти футов и сразу сделался сам не свой. А разговаривая с ней, я совершенно теряюсь. Если она прикажет мне выпрыгнуть из окна, я это сделаю. И тем не менее я ее не люблю. Не знаю что, но что-то отталкивает меня от нее, сколь бы диким это тебе ни показалось.

Конни протянула руку и взяла сигарету из моей пачки. Когда я подносил ей огонек, она сказала:

— Я запомню твои слова, Майк. Ну, теперь можешь идти. Только не застревай надолго.

Я ласково погладил ее по руке и направился через зал, туда, где сидела божественная королева. Заметив меня, она мило улыбнулась, и сердце мое — хотел я этого или нет — забилось чаще. Она протянула мне руку:

— Хэлло, Майк. Что вы здесь делаете?

Джун усадила меня на высокий табурет на своем Олимпе, и многие мужчины в баре обратили ко мне заинтересованные взгляды.

— После посещения вашего офиса меня потянуло развлечься.

Антон хихикнул и дернул бородкой: он понял намек.

— Это что-то чисто телесное, по-моему, — улыбнулась Джун и смерила взглядом толпу. — Здесь не так много настоящих мужчин. Вы привлекаете внимание.

То же можно было сказать и о ней. Наряд ее по здешним меркам казался очень строгим, но он удивительно ей шел. Закрытое черное шелковое платье с длинными рукавами только подчеркивало прекрасную линию плеч, тонкую талию и высокую грудь, чуть вздымавшуюся при каждом вздохе.

— Выпьете со мной?

Я кивнул. Ее мелодичный голос вывел меня из оцепенения. Бармен поставил передо мной бокал. Антон выпил вместе с нами, потом извинился и прошел к столу, где играли в рулетку. Я повернулся на своем табурете к стойке, надеясь, что и она поступит так же, и не ошибся: в зеркале, испещренном царапинами от пуль, я увидел ее улыбающееся лицо.