солярка для моторки и куча всякого добра. Когда пожар перекинулся на стационар и поднялся огненным смерчем, я подумал, что это конец. И технику не спасем, и сами не выберемся. А он взял и остановился в десятке метров от сторожки и других построек почти не задел.

— Бывает, — вытирая с затылка пот, невозмутимо кивнул Боровиков.

Он выпил кружку студеной колодезной воды, а от чая с импортной колбасой, которым его пытался угостить гостеприимный Кузьмич, отказался.

— Мне еще полигон осматривать, — заторопился он. — Пока пожарные и телевизионщики все не затоптали. Конечно, после такого дождя маловероятно, но вдруг какой-то след поджигателей обнаружится.

Услышав про телевизионщиков, Михаил снова с тоской глянул в сторону фотоаппарата. Описание вчерашних событий тянуло на крепкий репортаж для хроники происшествий с экологической подоплекой, и он попросил Андрея принести диктофон, раздумывая, удастся ли договориться, чтобы пленку расшифровали и передали в редакцию. Писать и тем более печатать он все равно пока не мог. Руки отказывались слушаться.

— Так часто бывает у тех, кто с Навью близко соприкасается, — успокоила его Лана, когда Мудрицкий и Кузьмич вышли проводить Боровикова.

— А как же Андрей? — забеспокоился Михаил.

— Так он же не голыми руками, — отыскав на дворе всклокоченную рыжую макушку, безмятежно улыбнулась Лана. — Громовая стрела защитила.

Она без церемоний откинула одеяло и еще раз при дневном свете осмотрела раны Михаила. Похоже, этой ночью она тоже основательно вымоталась. Ее глубоко запавшие, обведенные тенями глаза напоминали озера в период засухи, еще не обмелевшие, но окруженные пожухлой травой и темной коркой растрескавшейся земли. Впрочем, это только придавало ей очарования хрупкости и беззащитности.

— Самое главное, чтобы не осталось скверны, — пояснила она, осторожно разматывая бинты и придирчиво осматривая повреждения, нанесенные когтями змея.

Михаил чувствовал исходящее от ее рук живительное тепло, от которого утихала боль и прибавлялось сил. Он много раз видел, как духи-Хранители исцеляли раны, нанесенные природе, но в первый раз на собственной шкуре убедился в их способности при необходимости лечить и людей. Уже к концу осмотра воспаление спало, а зияющие раны зарубцевались, бережно укрытые повязками.

Из самой глубокой борозды Лана без наркоза извлекла обломок ребра. Михаил даже не вздрогнул, словно находился под анестезией. А еще он поймал себя на мысли, что почти привык воспринимать Хранительницу как невесту друга. Или это общая слабость помогала справляться с инстинктами? По словам Кузьмича, крови он потерял поллитру.

Андрей принес диктофон, и Михаил, морщась от боли, стал наговаривать текст, пока Лана и Кузьмич, стараясь не шуметь, собирали на стол. Они почти закончили завтрак, хотя насчет времени суток Михаил имел сейчас смутные представления, когда на территорию стационара въехала еще одна «буханка» с логотипом местной телекомпании.

— Что у вас тут было? — едва поздоровавшись, с порога начал бойкий горбоносый кудрявый корреспондент, представившийся Романом Коржиным. — Огненные смерчи, говорят, по поселку гуляли, а потом еще медведь человека помял. На камеру рассказать сможете?

— Не только рассказать, но и показать, — многообещающе указал на фотоаппарат Михаил, тоже представившись и назвав свое издательство.

— Расшифровать и отправить репортаж? Да без проблем! — оживился Роман Коржин, алчно глядя на фотопленку. — Да такой материал на первую полосу потянет!

— Я не знаю по поводу качества, — предупредил Михаил, отдавая кассеты фактически под честное слово.

— Что-нибудь да получится, — успокоил его Роман Коржин. — Жалко, битву с медведем не заснял, — вздохнул он, обсуждая с вошедшим чуть позже оператором, как выбрать ракурс и стоит ли выставлять свет.

Михаил и вправду опасался, что все произошедшее накануне могло оказаться еще одним мороком. С другой стороны, Андрей и Кузьмич тоже почти все видели, а они не обладали зрением Иного мира. Да и лес горел по-настоящему.

Коллеги взяли подробное и вполне профессиональное интервью у Андрея, хотя оператор нет-нет да и поворачивал камеру в сторону Ланы. Еще до того, как они ушли, Михаил погрузился в глубокий сон.

Он брел по лесам в облике медведя, убегал от атакующих его преследователей, отбивался от рогатин, а потом вышел на незнакомую поляну, посреди которой стояла совершенно не похожая на Лану, но тоже очень хрупкая и красивая девушка с доброй улыбкой и лучистым взглядом серых огромных глаз. Раз глянув на нее, Михаил понял, что это и есть его судьба.

К вечеру Михаил настолько окреп, что сумел самостоятельно выбраться на двор, с наслаждением вдыхая очищенный дождями воздух, в котором уже почти не чувствовалась гарь. Удивительно, но огненный смерч, как и давешний механический монстр, не тронул ни одну из построек. Нездоровый зной вчерашнего вечера ушел, сменившись приятной прохладой. Над рекой ажурным пуховым платком поднимался пар, и играла рыба, выныривающая на поверхность в поисках пойманных дождевыми каплями насекомых. Наступал Духов День. Время русалок и заложных покойников *, которых в старину отпевали в Семик, чтобы предать земле, уходило. И все же одна русалка, как ни в чем не бывало полоскавшая сейчас у реки их с Андреем рубашки, оставалась среди людей.

Следующие дни, пока Андрей, чаще вместе с Ланой, иногда в компании Кузьмича обследовал лес и помогал его обитателям, Михаил отлеживался и отсыпался. Ко времени возвращения в город не только руки обрели подвижность, но и раны почти затянулись.

— Во дает! — подивился после очередного осмотра Андрей. — Ну ты и везучий! Зажило как на собаке.

— Скажи еще, как на медведе, — заговорщицки переглянувшись с Ланой, отшутился Михаил. — Я же говорил, ничего серьезного.

Полигон после пожара и дождей выглядел еще непригляднее, болезненно напоминая пепелище сгоревшей деревни. Отслужившие свой срок вещи, обугленные и мокрые, точно брошенные животные или одинокие старики, стыдясь убожества, сиротливо дожидались своего часа в этой божедомке или скудельне. * И только пластиковые упаковки по-прежнему выглядели пришельцами из иного мира.

Хотя шаманские обереги продолжали отмечать место силы, Михаил сразу почувствовал, что лаз зарыт. Причем не после ритуала, а потому, что запечатан изнутри. Лана это, конечно, тоже заметила.

— Уполз, змей проклятый, к себе в Навь! Силы копить и раны зализывать, — не скрывая презрения, проговорила она.

— А я-то надеялся, что Андрей его уничтожил, — не смог скрыть разочарования Михаил.

— Громовая стрела способна выползня развоплотить, — пояснила Лана. — Но одержать полную победу можно, лишь отыскав иглу, в которую хозяин Нави заключил свою смерть. Но где она сокрыта, ни мне, ни моему отцу не ведомо.

Михаил глянул на Хранительницу, не скрывая удивления. Неужели и эта детская сказка у него на глазах обретала плоть? Впрочем, пока он сумеет разгадать загадку иглы, следовало лишить Бессмертного силы, отрезав доступ к ее ресурсам. Проще говоря,