Революция подняла уровень войны и наших идеалов и ограничила все стремления к империализму, чтобы идеалы, за которые мы начали сражаться и забыли о них, стали провозглашаемыми нами условиями мира – всеобщая демократия[53].

Мура испытывала теплые чувства к Денису и называла его Гарстино из-за его литературных притязаний. Кроуми был просто Кроу.

Вчера вечером все были на пикнике, устроенном при свете огромного костра в лесу, и сидели, наблюдая за тем, как искры летят вверх, под темный купол неба[54]. Теперь они были готовы к другим забавам. Мериэль предложила искупаться в озере. Эдвард возразил, что у него и Дениса нет купальных костюмов: вряд ли они могут купаться голыми, верно? Можете! – единогласно постановила вся компания, вызвав веселье и негодующие протесты, которые вытащили Муру из постели. Скромность молодых людей сберегла баронесса Шиллинг, которая нашла им подходящие костюмы. «Наша добродетель вне опасности! – сказал Денис. – Какая милая Фэри!»

Пока молодежь резвилась в сверкающей воде озера, Мура заметила свою свекровь, которую также привлекли смех и вольные шутки; она прогуливалась поблизости, высматривая доказательства скандального поведения. Как вдова титулованного лица, она имела свой собственный небольшой дом в поместье на дальнем конце озера. (Это поместье носило то же название, что и озеро, – Каллиярв.) Она была невысокого мнения о пользующейся дурной репутацией жене своего сына: развратница, предающаяся блуду, в то время как бедный Иван находится на войне. Обнаружив, что гости не голые и не происходит никакого блуда, старая дама ушла разочарованная.

Летние деньки 1917 г. – последнего золотого лета старого имперского века подходили к концу. Скоро наступит время возвращаться в Петроград. Даже для Муры этот город в какой-то степени утратил свою привлекательность. Используя в полной мере возможности поместья Йендель, они наслаждались каждым мгновением удовольствий. Помимо полуночных пикников и утренних купаний, было еще катание на liniaker – ненадежной тележке с единственным сиденьем в виде доски, на которой можно сидеть, держа за талию впереди сидящего человека. Дениса забавляли истерические вопли Фэри, когда они тряслись в тележке по неровной дороге, которые напугали бедную лошадь настолько, что она побежала еще быстрее. Они проводили вечера в Ревеле – маленьком сонном портовом городе с собором под золотым куполом и древними улочками со старыми домами, теснившимися вокруг укрепленного морского форта. Признаки войны и революционного пыла присутствовали даже здесь, в этом причудливом уголке. Был пыл и иного рода, если верить Денису Гарстину, который дразнил Кроуми, намекая на его страстное увлечение Мурой: что тот сидит на борту своей подводной лодки, забыв о служебных обязанностях и вздыхая о своей невостребованной любви к русской.

Все это являло собой полную противоположность борьбе, которая осталась в Петрограде, и ожесточенному противостоянию на германском фронте. Один за другим гости возвращались к своей обычной жизни. Перед отъездом Гарстино записал нескладные стишки о времени, проведенном в Йенделе, которые заканчивались так:

Эта идиллия не могла длиться долго. Годом позже оптимист Денис Гарстин будет мертв – убит в бою на северном побережье России. Страдающий от безнадежной любви Френсис Кроуми тоже окажется в могиле, сраженный в жестокой перестрелке при защите британского посольства от нападавших большевиков.

Когда лето поблекло и наступила осень, Мура возвратилась в Петроград. Хватка Керенского, державшего в руках власть, ослабевала с каждым днем. Человек новой эпохи оказался всего лишь человеком на короткое время: на протяжении летних месяцев происходили единичные восстания большевиков, которые все учащались и становились все более ожесточенными.

Керенский принял жесткие меры к своим врагам, но было слишком поздно: многие его бывшие сторонники перешли к большевикам, которые превратились в сплоченную силу под вдохновляющим руководством Ленина и Троцкого. Революционеров арестовывали, их газеты закрывали, но Керенский потерял контроль над ситуацией. Люди голодали, они устали от войны, на продолжении которой он настаивал; они больше не поддавались чарам его ораторского искусства или харизмы.

Советы вооружились и 25 октября нанесли удар. Мосты и ключевые точки во всем Петрограде были захвачены, а Зимний дворец, где находились канцелярия и жилые комнаты Керенского, подвергся нападению. Керенский бежал из своего убежища и пытался организовать вооруженное сопротивление силам большевиков. Его известных соратников в Петрограде начали арестовывать, а тех, которым удалось скрыться, – преследовать[56].

Муры среди них не было. Природная прозорливость избавила ее от этого. Но было ясно, что она сделала неправильный выбор. Волки снова бежали, а вторая великая русская революция ссадила ее со средства передвижения, которое она выбрала.

Никогда больше не будет так, как было.

12 декабря 1917 г., Петроград

В тот год было два Рождества, и ни одно из них не было счастливым. Наемный экипаж ехал по Адмиралтейскому району по направлению к Дворцовой набережной. Извозчик погонял свою недоедающую лошаденку, чтобы та бежала как можно быстрее; находиться на улицах было небезопасно в любое время, не говоря уже о темном времени суток, но без еды ведь не проживешь. Лошади и извозчики голодали из-за нехватки клиентов, и, как всякая живая душа в этом гибнущем городе, выглядевшая так, будто у нее в кармане могут оказаться несколько рублей, извозчики становились жертвами грабителей и убийц, бродивших повсюду. На мостах и перекрестках сидели небольшие группки солдат, грелись вокруг жаровен, но они мало делали для поддержания порядка. Законом была толпа[57].