Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Kirill Rogov - Интервью российского олигарха Мельниченко Financial... | Facebook,"Интервью российского олигарха Мельниченко Financial Times (Кучера для богатых) следовало бы озаглавить так: ПОЧЕМУ РОССИЙСКАЯ ЭЛИТА НЕСЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА НАПАДЕНИЕ НА УКРАИНУ И ПОЧЕМУ ОНО СТАЛО ВОЗМОЖНО: ДЕСЯТЬ ЦИТАТ, КОТОРЫЕ ЭТО ОБЪЯСНЯЮТ",Kirill Rogov - Интервью российского олигарха Мельниченко Financial... | Facebook,https://www.facebook.com/kirill.rogov.39/posts/pfbid024EWQGyty37zA2CvnfPyn9cKFnyrvCzhKaVfbYb8muWJCdhBKj75AEY82g9wRZJYsl,2023-09-02 04:19:47 -0400
«В основе Афганской войны была ложь. А на лжи бескорыстного братства не построить». Интервью писателя Алексея Иванова — «Горби» — Горби журнал :: Gorby.media,"Афганская война была бы потерянной темой для нашей культуры, если бы Алексей Иванов не написал своего романа «Ненастье», хотя писал он его не про Афганскую войну. Война в романе — это обстоятельства, в которых выковываются ценности героев романа и стратегия будущей жизни главного из них. Именно к Сергею Лихолетову приходит понимание того, что эта война — «не настоящая», поскольку в ней нет высшей идеи. В такой войне можно победить или проиграть, но в любом случае ты ничего не докажешь противнику, не изменишь его взгляд на мир. В 2017 году «Ненастье» стало «Книгой года», в 2018-м по роману был снят убойный телесериал. Причина успеха и книги, и кино — точное попадание в нерв времени, в достоверности тщательно собранного материала, в откровенности разговора о больном. Но в первую очередь — в умении писателя за бытовой ситуацией усмотреть важные исторические сдвиги. В 1992 году в Екатеринбурге сообщество ветеранов Афганистана захватило две высотки. В них незаконно въехали 383 семьи, организовав себе юридическую поддержку. Афганцы завалили проходы, натянули на ограждения колючую проволоку, поставили караулы на лоджиях нижних этажей, запаслись бутылками с зажигательной смесью. Власти не могли к ним подступиться. Сейчас такое невозможно представить, но это был реальный случай из времени, когда люди не сдавались обстоятельствам и упорно строили свое будущее — каждый в силу своего разумения. О его истоках говорим с писателем, чей острый взгляд проникает в самую суть истории, будь то пугачевский бунт («Вилы»), покорение Великой Перми («Сердце Пармы») или промышленный взлет в России, сметенный революцией 1917 года, в новом романе «Бронепароходы». — В конце 80-х, во многом благодаря Горбачеву, у нас появилась возможность выбраться из ямы, в которую столкнула Россию революция, на путь, укатанный европейскими странами. Почему этого не случилось? — Ответов множество, и все они правильные, но ни один не исчерпывает всю ситуацию сполна. Мы не знали, куда идем. Не знали, что нужно делать. У нас слишком большая страна с титанической инерцией. Реформаторы боролись с могучим противодействием старой элиты, и потому реформы оказались компромиссами. Мы ничего не довели до конца. И так далее. Но шансы выйти на верный путь мы утратили не при Горбачеве и не при Ельцине. — Действительно ли люди в конце 80-х хотели перемен, или им было бы достаточно лишь послаблений? — Думаю, что народ вполне бы удовлетворился и малым, но ведь не народ решает, что делать. Решают элиты, системы власти, пассионарии, большие города. Народ просто дает им карт-бланш. Впрочем, за годы советской власти гражданственность была вытравлена до такой степени, что народ дал бы карт-бланш любому, кто его потребовал бы. Разве сейчас народ не принимает все, на что его обрекает государство? Принимает. И тогда принимал. — Какая все-таки особенность есть в нашем менталитете, что он так неподатлив к изменениям, так сопротивляется реформированию? — Это не единственная особенность. Можно назвать, например, догматизм. Он заставляет не видеть ошибок и не слышать советов. Или сакрализация власти. Она лишает воли. Или социальный инфантилизм. Он приводит к тому, что мы все проблемы решаем насилием. Или мессианство. Оно позволяет нам совершать поступки, за которые другие всегда жестоко расплачивались, но мы уверены, что мы — избранные, лучшие, и нас-то уж точно минует чаша сия. Или комплекс неполноценности, который для своей компенсации всегда выбирает самый простой, следовательно, неправильный способ. Русский менталитет очень изворотлив в вопросе самосохранения. — Но почему он всегда изворачивается в сторону деструктивных сил? — Это неизбежно, пока мы следуем своей исторической природе. В ней скопилось слишком много проблем, и энтропия разлагает наши благие намерения необыкновенно быстро. Надо просто знать самих себя и смотреть на себя трезво. Ничего унизительного в этом нет. Надо контролировать каждый свой шаг. Надо понимать, что мы больны, а для выздоровления требуется соблюдать график приема лекарств, диету, режим. — В чем разница между больным и здоровым обществом? — Отвечу парадоксально. Здоровое общество понимает, чем оно болеет, и лечится нужными средствами. — Вывод ограниченного контингента советских войск из Афганистана в феврале 1989 года стал знаком решительных перемен в СССР на международной арене. Стал ли он таким свидетельством для наших граждан? — Думаю, стал, но не главным, а «одним из». — Через Афган прошло около миллиона человек, 15 тысяч погибло, и при этом война не заняла должного места не только в общественном пространстве, но и в сознании людей. Как это могло случиться? — Афганская война ничему не могла нас научить именно потому, что была афганской. Война может быть осмыслена обществом и культурой в трех форматах. Первый формат — подвиг. То есть когда мы защищаем родину. Но в Афгане родину мы не защищали. И об этом все быстро догадались. Второй формат — приключение. Но советский солдат был подневольным, он не имел свободы, как Рэмбо, а без свободы приключение невозможно. Третий формат — самопознание. А для самопознания нужно встать на позицию врага. Однако афганцы для советских парней были чужими, как инопланетяне: в Афгане — средневековье, ислам, наркота; советские парни этого не понимали и потому не могли встать на позицию афганцев. И война пролетела мимо общества. — В свое время на Светлану Алексиевич подали в суд за лжесвидетельство в книге «Цинковые мальчики», ваше жесткое «Ненастье» стало лауреатом премий, по нему сняли сериал. Чем, кроме жанров, можно объяснить такую разную судьбу книг? — Вот уж не мне меряться премиями со Светланой Алексиевич. У «Ненастья» только одна премия — воронежская, имени Платонова, и все. Сериалы снимают по романам, в которых есть сюжет, герои, конфликты в развитии. Как экранизировать «Цинковых