об убийце, падающем с неба! Так что не употребляйте слово «возможно», когда по-иному и быть не может. Итак, мы знаем, каким образом преступник проник в павильон и когда он это сделал. Он попал туда после пяти, когда хозяева гуляли. То обстоятельство, что в половине второго, когда профессор с дочерью вернулись, в лаборатории находилась горничная, пришедшая убраться в Желтой комнате, позволяет нам утверждать, что в это время убийцы в комнате, под кроватью, не было, если только горничная не его соучастница. Что вы на это скажете, господин Дарзак?

Дарзак покачал головой и заявил, что он уверен в преданности горничной мадемуазель Стейнджерсон, особы весьма честной.

– К тому же в пять часов господин Стейнджерсон вошел в комнату за шляпкой дочери, – добавил он.

– Да, и это тоже, – согласился Рультабийль.

– Убийца влез в окно тогда, когда вы говорите, – с этим я согласен, – вставил я, – но зачем он закрыл окно, коль скоро это обязательно должно было привлечь внимание того, кто его открывал?

– Вполне возможно, что окно не было закрыто сразу же, – ответил юный репортер. – Однако, если преступник закрыл его, он сделал это из-за того, что в двадцати пяти метрах от павильона посыпанная гравием тропинка изгибается и в этом месте растут три дуба.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Робер Дарзак, шедший рядом с нами и слушавший Рультабийля с напряженным вниманием.

– Я объясню это позже, сударь, когда сочту, что настало время, но полагаю, что до сих пор я не произносил более важных слов, связанных с делом, чем эти, – если, конечно, мое предположение верно.

– В чем же оно заключается?

– Вы это узнаете, если оно окажется справедливым. Говорить о нем пока рано: это лишь предположение.

– Но вы хотя бы подозреваете кого-либо в покушении?

– Нет, я не знаю, кто преступник, но, будьте уверены, господин Дарзак, узнаю!

Должен признать, что Робер Дарзак казался весьма взволнованным, и подозреваю, что обещание Рультабийля не очень-то ему понравилось. «Но почему же, – подумал я, – он помогает репортеру, если и в самом деле опасается разоблачения убийцы?» Похоже, у моего друга создалось такое же впечатление, так как он вдруг в упор спросил:

– Вы не расстроитесь, господин Дарзак, если я найду преступника?

– Да я готов убить его собственными руками! – воскликнул жених мадемуазель Стейнджерсон столь порывисто, что я удивился.

– Я вам верю, – серьезно произнес Рультабийль, – но вы не ответили на мой вопрос.

Проходя мимо кустов, о которых недавно говорил репортер, я залез в них и показал ему на явные следы прятавшегося там человека. Рультабийль опять оказался прав.

– Ну конечно! – воскликнул он. – Разумеется! Мы имеем дело с существом из плоти и крови, возможности у которого ничем не лучше наших, поэтому все в конце концов станет на свои места.

Сказав это, он попросил у меня вырезанный из бумаги отпечаток ноги и приложил его к видневшемуся за кустами отчетливому следу. Через несколько секунд он выпрямился и буркнул:

– Черт возьми!

Я думал, что теперь он пойдет по следу, который шел от окна передней, однако он, взяв сильно влево, заявил, что нет смысла месить эту грязь и что он-де знает, каким путем убегал преступник.

– Он дошел до конца стены, метрах в пятидесяти отсюда, и затем перепрыгнул через ограду и ров как раз напротив тропинки, ведущей к пруду. Это самый короткий путь, которым можно выйти из имения и попасть к пруду.

– Откуда вы знаете, что он пошел к пруду?

– Потому что Фредерик Ларсан крутится возле него все утро. Он явно нашел там что-то весьма любопытное.

Через несколько минут мы были у пруда.

Болотистые берега его покрывал камыш, на поверхности плавало несколько мертвых листьев кувшинки. Большой Фред видел, как мы подошли, но никакого интереса к нам не проявил, продолжая шевелить что-то концом трости.

– Смотрите-ка, – сказал Рультабийль, – вот опять следы бегства преступника: здесь они огибают пруд, поворачивают и пропадают у тропинки, ведущей к дороге на Эпине. Он двигался по направлению к Парижу.

– Почему вы так думаете? – спросил я. – Ведь на тропинке его следов нет.

– Почему? Да из-за этих следов, которые я и предполагал здесь найти! – вскричал он, указывая на четкие отпечатки изящных штиблет. – Смотрите! – И он тут же окликнул Фредерика Ларсана: – Скажите, господин Фред, эти изящные следы обнаружены после покушения?

– Да, молодой человек, ими занимались очень тщательно, – ответил Фред, не поднимая головы. – Видите, одни следы идут сюда, другие – отсюда.

– Да у него был велосипед! – воскликнул репортер.

Осмотрев отпечатки велосипедных шин, следовавшие за следами изящной обуви, я счел возможным вмешаться:

– Велосипед объясняет исчезновение отпечатков грубых башмаков убийцы – он сел на велосипед. Его сообщник, человек в изящных штиблетах, ждал его с велосипедом на берегу пруда. Видимо, можно предположить, что убийца действовал в сговоре с этим человеком?

– Нет, вовсе нет! – возразил Рультабийль со странной улыбкой. – Едва начав расследование, я ждал появления этих следов. Они нашлись, и теперь я их не оставлю. Это следы убийцы!

– А что же с другими следами – отпечатками грубых башмаков?

– Это еще одни следы убийцы.

– Так, значит, их двое?

– Нет, преступник один, и сообщников у него нет.

– Недурно, весьма недурно! – вскричал со своего места Фредерик Ларсан.

– Взгляните, – продолжал молодой репортер, показывая нам отпечатки широких каблуков, – здесь он сел и снял башмаки, которые надевал, чтобы обмануть полицию, затем встал и спокойно, шагом, дошел до дороги, ведя велосипед рядом. Тропинка здесь плохая, и он не осмелился ехать по ней на велосипеде. Доказательство этому – слабые и неотчетливые следы шин на тропинке, несмотря даже на то, что земля влажная. Если бы он ехал, колеса оставили бы глубокие борозды. Нет-нет, здесь был лишь один человек: убийца, шедший пешком!

– Браво! Браво! – опять похвалил репортера Большой Фред, потом вдруг подошел к Роберу Дарзаку и сказал: – Будь у нас здесь велосипед, мы смогли бы продемонстрировать правильность рассуждений этого молодого человека. Господин Дарзак, вы не знаете, нет ли в замке велосипеда?

– Нет, – ответил Дарзак, – четыре дня назад, в мой последний перед несчастьем приезд, я увез свой велосипед в Париж.

– Жаль! – чрезвычайно холодно заключил Фред и обратился к Рультабийлю: – Если так пойдет и дальше, увидите, мы придем к одинаковым заключениям. Сложилось ли у вас мнение о том, как убийца вышел из Желтой комнаты?

– Да, – ответил Рультабийль, – у меня есть догадка.

– У меня тоже, – продолжал Фред, – и, должно быть, та же, что у вас. В этом деле рассуждать по-разному невозможно. Когда приедет мой начальник, я все объясню следователю.

– Ах, значит, должен приехать начальник уголовной полиции?

– Да, сегодня после полудня. В лаборатории следователь устраивает очную ставку, на которую приглашены все, кто сыграл или мог сыграть роль в этой драме. Это обещает быть интересным. Жаль, что вы не сможете присутствовать.

– Я буду присутствовать, – возразил Рультабийль.

– Нет, в самом деле, для ваших лет вы человек просто необыкновенный! – ответил Ларсан тоном, не лишенным некоторой иронии. – Будь вы немного более методичны, из вас вышел бы замечательный полицейский, особенно если бы вы меньше доверяли своему инстинкту да разуму. Такое я уже наблюдал неоднократно, господин Рультабийль: вы слишком много рассуждаете, а вам надо бы руководствоваться тем, что вы видите. Что вы, к примеру, скажете об окровавленном носовом платке и кровавом отпечатке руки на стене? Вы его видели, я же видел только платок. Итак?

– Полно вам! – ответил Рультабийль, несколько сбитый с толку. – Мадемуазель Стейнджерсон ранила убийцу в руку выстрелом из револьвера.

– Вот! Вывод прямолинейный, инстинктивный. Берегитесь, вы рассуждаете слишком в лоб, господин Рультабийль. Логика может сыграть с вами злую шутку, если вы будете столь прямолинейны. Существует множество случаев, когда к логике следует относиться с осторожностью, обращаться с нею бережно. Говоря о револьвере и о мадемуазель Стейнджерсон, вы правы. Жертва покушения стреляла, это так. Но вы ошибаетесь, говоря, что она ранила преступника в руку.

– Но я в этом уверен! – вскричал Рультабийль.

– Ошибочное умозаключение! – невозмутимо продолжал Фред. – Совершенно ошибочное! Осмотрев платок, а также обнаружив рядом с отпечатками ног капельки крови, я понял, что убийца ранен не был. У преступника, господин Рультабийль, кровь шла носом.

Большой Фред произнес это очень серьезно. У меня невольно вырвалось удивленное восклицание. Репортер с Фредом посмотрели друг другу в глаза, и Фред заключил:

– Человек, у которого шла кровь, вытирал ее рукой и платком, а руку вытер о стену. Это очень важно: преступник не обязательно должен был быть