«Лестница в огне! – вопил Танеев, – спасайте Евменчика!» – и, покончив с барином, мы турманом накидывались на его слугу и скручивали его, пытаясь спустить на связанных простынях с балкона на улицу, причем почтенный человек беспомощно барахтался и визжал поросенком. В довершение тревоги мы с Танеевым сами молниеносно спускались с балкона на простынях, благородно спасая себя лишь в последнюю очередь.

Помню, однажды под вечер, в самый разгар такой тревоги, как раз в тот жуткий момент, когда мы с Танеевым силком переваливали за перила балкона скрученного Евменчика, и наш слуга по сему случаю от страха визжал кабаном, под самым балконом вдруг раздался чей-то грозный окрик: «Что за безобразие?!!» Мы глянули вниз и ужасно растерялись, увидав прямо под нашей дачей долговязую фигуру великого князя Иоанна Константиновича, состоявшего тогда поручиком Лейб-гвардии конного полка. Привлеченный визгом Евменчика случайно проходивший по улице великий князь остановился и заглянул в палисадник нашей дачи, где и узрел весьма странную и совсем непонятную для него картину. «Что тут происходит?! Немедленно прекратить это безобразие!» – крикнул великий князь, недоуменно разглядывая нас, покуда мы с Танеевым застыли на балконе, почтительно вытянувшись в позе «смирно». Окаченный водой и скрученный простыней, верный слуга наш, невольно подражая своим господам, тоже принял почтительную позу, вытянувшись рядом с нами. С растрепавшимися бакенами и мокрый, как мышь, Евменчик имел в ту минуту такой смешной вид, что великий князь, как видно, с трудом удерживал улыбку. «Я покажу вам, вольноопределяющиеся, как безобразить!» – крикнул он нам угрожающе и, быстро отвернувшись, зашагал прочь, не оглядываясь»[36].

В 1911 г. князь вступил в брак с принцессой Еленой Сербской. На церемонии бракосочетания в Петергофе присутствовали представители обеих династий (Романовых и Карагеоргиевичей), в том числе император Николай II и сербский король Пётр I. Современные исследователи придают этому браку важное политическое значение. По мнению В.Л. Кузьмичевой, сербской династии Карагеоргиевичей, утвердившейся на престоле после так называемого Майского переворота в 1903 г.[37], требовалось упрочить своё положение и занять подобающее место среди правящих династий Европы. Россия оказывала поддержку Сербии, стремясь укрепить её суверенитет против Австро-Венгрии, а свадьба между представителями двух правящих означала признание Карагеоргиевичей равнородной Романовым династией[38].

Когда началась Первая мировая война, князь вместе с полком отправился на фронт (о действиях л. – гв. Конного полка в первые месяцы войны см. Дмитрий Павлович). Князь находился ординарцем при начальнике 1-й гвардейской кавалерийской дивизии генерале Н.Н. Казнакове. Иоанн Константинович принял участие в Каушенском сражении. Высочайшим приказом от 13.10.1914 он был награждён орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом и мечами за то, что «в боях 2, 4 и 6 августа, состоя ординарцем у Начальника дивизии, неоднократно передавал с явной опасностью для жизни распоряжения и этим способствовал достижению успеха»[39]. 19 сентября праздновался день ангела князя Олега Константиновича, сохранилась поздравительная телеграмма от Иоанна Константиновича младшему брату:

«Из Гродно Действующей армии 19 сентября 1914 г.

Князю Олегу Константиновичу в лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк Действующая армия.

Мои и я сердечно тебя поздравляем с Ангелом. Здоровы ли Вы все. Телеграфируй в Штаб 22 корпуса. Храни Тебя Господь. Здоров. Иоанн»[40].

В 20-х числах августа князь был переведён в штаб 1-й гвардейской кавалерийской дивизии в Истенбург.

В ГАРФ сохранилось письмо князя матери. К сожалению, письмо писалось в спешке химическим карандашом, и со временем буквы расплылись, сделав некоторые части письма почти нечитаемыми:

«Восточная Пруссия 24 авг. 1914

Дорогая моя Мама́!

Очень тебя благодарю за карточку. Вот пошёл уже второй месяц как мы уехали. Я слава Богу здоров и бодр… Был три раза под огнём. Господь миловал. […] Бывает, что идёшь, идёшь, весь день, от утра и до ночи […]»[41].

27 августа он пишет письмо отцу:

«27 августа 1914 г.

Дорогие мои.

Вам везет, Вам письмо. Господь удивительно хранит меня. Я глубоко верю в Него и еще больше, чем раньше. Спасибо Вам от души за заботу о Пуси и Мими. Я ее видал в Петербурге. Бой под Креупишкиным никогда не изгладится из памяти. Бедный Дитрих. Все они погибли героями. Чаще телеграфируйте мне о Дуси. Храни Вас Господь. Я здоров и глубоко верю, что Господь благословит нас, братьев. О Косте известий нет. Все мы страшно дружны.

Обнимаю.

Ваш Иоанчик.

На обороте:

Пишу дальше.

Трудно описать чувство, когда находишься в бою. Страх, который стараешься побороть и, вместе с тем, хочется маску сделать. Я все время был ординарцем у начальника дивизии. Мог быть убит как угодно. Шрапнели летели над головой, но Бог меня спасал. Скверное чувство теперь сидеть здесь, когда братишки в опасности. Подчас ужасно бывает тяжело. Я не мог Вам писать всего. Даст Бог, после расскажу. Я бы мог приехать к вам, но тяжело опять расставаться. Часто думаю о тебе, дорогая Мама, как тебе, должно быть, тяжело, что мы, дети, идем против твоих же. Часто молюсь о тебе. Если мы все живы, то я считаю, что это благодаря тому, что я завещал, чтобы ежедневно шла в Мраморном (в нашей комнате) литургия о здравии всех нас, братьев. Мне все равно, сколько это стоит. Вера помогает во всем. Во время войны особенно чувствуешь.

Итак, до свидания, Отец»[42].

Интересна дискуссия вокруг сведений о посещении Верховным главнокомандующим великим князем Николаем Николаевичем Восточной Пруссии. Эти сведения были плодом слухов, распространившихся по всему фронту и, очевидно, глубоко укоренившихся – даже немецкий военачальник Э. Людендорф в своих мемуарах упоминает об этом, замечая, что во время немецкого наступления Николай Николаевич лишь в последний момент успел покинуть гостиницу в Истенбурге[43]. Хозяин гостиницы «Дессауэр Хоф» Г. Торнер так описывает своего постояльца: «на следующий день, 27 августа, когда все было распределено, в мой отель въехал также великий князь Николай Николаевич. В противоположность генералу Ренненкампфу он был худощавым, высоким мужчиной. Великий князь поселился в так называемой башенной комнате на 4 этаже, оборудованной под рабочий кабинет. Были положены большие плиты, так что получился большой стол, на котором размещался обширный картографический материал. Великий князь, к которому все обращались «Ваше высочество», жил очень уединенно и много работал. Он почти все время проводил в своей комнате и почти никогда не ходил в ресторан. Еду, которую он получал с русской кухни, он тоже брал наверх, а прислуживал ему его слуга. Он держался в стороне ото всех мероприятий, кроме крупных официальных обедов, которые