— О-о, ты даже не знаешь, какими внимательными могут быть обычные гардеробщики, — рассмеялся мужчина, перефразируя по всей видимости неоднократно слышанную им присказку. — Он так же заметил, что ты излишне агрессивен и авантюрен. Это плохо. Когда человек не ценит свою жизнь, значит ему нет дела и до чужой. Мне нужны авантюристы, но авантюристы хладнокровные, идущие на риск, лишь хорошо осмыслив все шансы и возможности. А пока ты взрывоопасен, и это чревато неприятностями не только для тебя, но и для тех, кто тебя окружает. В этом я только что имел возможность убедиться лично. Так что, будь любезен — сделай над собой усилие… Договорились?

— Пока что нет, — сказал Врублевский. — Во-первых, я не знаю о чем мы «договариваемся», а во-вторых, я по-прежнему не знаю, кто вы такой.

— Я до сих пор не представился? — удивился его собеседник. — М-да, начинаю страдать нарциссизмом. Привык, что меня повсюду узнают без визитных карточек… Как видишь, не у тебя одного есть маленькие недостатки. Все верно, ты приехал из другого города совсем недавно и не успел узнать меня в лицо. Но мою фамилию, надеюсь, ты уже слышал — Березкин, Константин Игоревич. Доходили слухи?

— Что-то такое слышал, — осторожно ответил Врублевский. — Доходили…

— Вот и хорошо. Стало быть, дальнейший перечень моих «интересов и увлечений» бессмыслен. А вот про тебя я еще ничего не знаю. Сухие цифры и факты из документов меня не устраивают. Документы интересуют только милицию, и то не они сами, а их отсутствие. Меня же интересует человек… Итак, ты — Владимир Врублевский. А что дальше?

— С чего вы взяли, Константин Игоревич, что меня вообще заинтересует ваше предложение? — не выдержал Врублевский. — Я уже устроился на работу, и у меня есть жилье…

— О-бал-ден-ные успехи, — состроил значительную гримасу Березкин. — Прямо-таки исполнение мечтаний любого настоящего мужчины… Ну, устроился, и что дальше? Будешь сопли пьяным подбирать и уговаривать их безобразия не хулиганить? Невероятно интересная и перспективная работа. А я тебе могу куда более надежную «лесенку» предоставить, чтобы ты «подняться» мог. У меня возможности, связи, деньги, опыт. В одиночку ты только дров наломаешь. У тебя же нет других предложений. С «шерстневцами» ты поссорился, они на тебя зуб имеют и к себе не позовут. В милицию ты не пойдешь: как я понял, на госструктуры ты уже наработался и снова в форму влезать не хочешь. Тебе сказочно повезло: ты ушел в отставку и вернулся в обычную, гражданскую жизнь в очень благоприятное время. Оглянись: на дворе девяностые годы, время социалистических идеалов осталось далеко позади. Те, кто успеют сегодня хапнуть свой кусок пирога, в дальнейшем получат возможность многократно увеличить его. По моим подсчетам, лет шесть-семь отведены исключительно на передел капитала. Ты хочешь упустить это время и через семь лет остаться у разбитого корыта, ругая то власть, то судьбу, то коммунистов, то демократов? Если ты упустишь свой шанс сейчас, то в дальнейшем тебе придется винить только самого себя.

Врублевский с грустной иронией смотрел на сидящего перед ним человека. На вид Березкину можно было дать лет тридцать-тридцать пять. Высокий, широкоплечий, с пронзительно синими глазами и густой шевелюрой черных вьющихся волос, он, несомненно, пользовался успехом у женщин. А здоровый цвет лица говорил о том, что его владелец неустанно печется о своем здоровье. Дорогой темно-синий костюм сидел на нем как влитой, а от широкоплечей, атлетической фигуры почти физически веяло благополучием и уверенностью в завтрашнем дне. Судя по манере держаться и говорить, Березкин получил хорошее образование и, может быть, даже был на хорошем счету в управленческом аппарате комсомола. Сытый, довольный жизнью и собой, благополучный, влиятельный… Такие люди никогда не глотали раскаленный песок, захлебываясь в беззвучном крике над телом погибшего друга. Они не отбивали щитами бутылки с горючей смесью, летевшие в них на обезумевших улицах Тбилиси. Не вставали живой стеной между схлестнувшимися в многолетней ненависти Арменией и Азербайджаном. Не выли от ненависти и бессилия в окопах Приднестровья, Они не целовали пожелтевшие лбы мертвых друзей, не сжимали до хруста зубы, выслушивая выливавшиеся на них упреки от ни черта не смыслящих в происходящем, но о-очень желающих урвать себе звание «гуманиста» политиков. Они не мерзли в разрушенном Ленинакане и не вдыхали зной Ферганы. Им незнакома тупая растерянность перед неприкрытым предательством правительства, неведом непонятный непосвященным страх того, что пуля попадет не в грудь, а в живот, непонятна тоска по дому и глазам матери, они не сидят ночи напролет в пустой и темной комнате, уставясь невидящими глазами в уничтожавшее и породившее их заново прошлое.

И тем не менее вычурная манера держаться, надуманная поза и исполненная высокомерия осанка Березкина были хорошо ему знакомы. Память услужливо пролистала несколько месяцев, возвращая его в просторный, удобный кабинет особого отдела дивизии. Капитан Байстрюков удобно расположился в кресле напротив и, вот так же вытянув нош, выстукивал кончиками пальцев на крышке стола незатейливую мелодию, поглядывая на сидевшего перед ним Врублевского немигающими зелеными глазами, словно давая понять: «Я все знаю, я только хочу услышать это от тебя».

— Нет смысла запираться, Владимир Викторович, — отеческим тоном советовал он. — Для нас это дело и выеденного яйца не стоит. Расколем, капитан, раскусим, как орешек. Не таких кололи… Уж лучше сами расскажите, вам же лучше будет. Суд это зачтет. К чему запираться? Вы же открыто обвиняли полковника Семенчука в гибели роты. Это слышали десятки людей. У вас с ним была серьезная ссора, в результате которой вы пообещали друг другу множество самых разнообразных сюрпризов… А через день полковника нашли мертвым.

— Экспертиза установила, что полковник был убит из моего оружия? Или кто-то видел, как я стрелял в него? Это ваши ложные умозаключения, построенные на факте нашей ссоры с полковником. Полк находился в полевых условиях, вокруг кишели бандформирования, для которых полковник спецназа представлял собой весьма соблазнительную добычу.

— В этом случае его предпочли бы похитить, а не убивать.

— Но дело происходило в двухстах метрах от палаток полка. Часовые обнаружили его тело уже через пять минут. Я в это время был в палатке, это могут подтвердить четыре человека.

— Уже подтвердили, — не стал скрывать особист, — но мы и их расколем. Вся эта история ни для кого не является тайной. Дело лишь за доказательствами. И мы их найдем. Но я настоятельно рекомендую вам сделать заявление до того, как мы докажем вашу вину.

— Послушайте, капитан, — тихо сказал Врублевский. — Их было восемьдесят шесть человек. Восемьдесят шесть молодых, крепких и жизнелюбивых ребят. И они были отличными солдатами, они служили не за звездочки, не за ордена и не за деньги. Они останавливали ту заразу, которая расползалась по стране стараниями таких, как полковник Семенчук. И сейчас эти парни мертвы. Все, до одного. Даже раненых не осталось. Как я выжил — одному Богу известно. На мне даже царапин нет, только оглушило слегка… А Серега Трубников мучился минут двадцать, и я ничем не мог ему помочь…

— И вы решили отомстить? — понимающе склонил голову особист.