Он сверкнул глазами на Иасона.

Потом вскарабкался на скамью, даже не протянув руки, чтобы ему помогли, оттолкнул Иасона в сторону, едва не сбросив его вниз.

Клеопа не входил в число старейшин. Он был моложе самого младшего из стариков, его зятя Иосифа. Однако у Клеопы были совершенно седые волосы, обрамлявшие суровое лицо, властный голос юношеского тембра и авторитет учителя.

— Ответь-ка мне, — потребовал Клеопа, — сколько раз ты, Менахем бар Иаков, видел в Галилее римских солдат? Ага! А кто их видел? Ты? Ты?.. Может, ты?

— Расскажи им, — попросил рабби Клеопу, — потому что они не знают. А тот, кто не знает, точно не может помнить.

Молодые люди пришли в ярость, они кричали, что прекрасно знают, что надо делать, — и кричали один другого громче.

Клеопа возвысил голос сильнее, чем я когда-либо слышал. Он выдал им образчик ораторского искусства, к каким мы привыкли у себя дома.

— Уж не думаете ли вы, что этот самый Сеян, которого вы так ненавидите, — громыхал он, — не двинется с места, чтобы остановить волнения в Иудее? Ему не нужны волнения. Он хочет власти, и она нужна ему в Риме, а беспорядки на востоке империи не нужны. Вот что я вам скажу: пусть у него будет эта власть! Иудеи давно уже вернулись в Рим. Иудеи благополучно живут во всех городах мира, от Рима до Вавилона. Но что вы знаете о том, как был достигнут этот мир, вы, которые очертя голову хотят наброситься на римскую стражу в Кесарии?

— Мы знаем, что мы — иудеи, вот что мы знаем, — заявил Менахем.

Иаков хотел ударить его, но сдержался.

Моя мать, сидевшая по другую сторону от прохода, закрыла глаза и склонила голову. Авигея широко раскрытыми глазами смотрела на Иасона, который стоял, скрестив руки, словно судья, исполняющий свои обязанности, и холодно смотрел на старейшин.

— Какую историю ты хочешь нам рассказать? — спросил Иасон, глядя на Клеопу, стоявшего с ним бок о бок. — Ты хочешь сказать, что мы десятилетиями мирно жили при Августе? Это мы знаем. Ты хочешь сказать, что у нас не было войн при Тиберии? Это мы тоже знаем. Ты хочешь сказать, что римляне терпимо относятся к нашим законам? Мы знаем и это. Но еще мы знаем о знаменах с изображением Тиберия, которые сейчас висят в Святом городе, с самого утра. И мы знаем, что первосвященник Иосиф Каиафа не приказал их снять. Точно так же, как и Ирод Антипа. Почему не были сняты знамена? Я тебе скажу почему. Сила — это единственное, что этот новый правитель, Понтий Пилат, понимает. Он послан сюда разбойником, он состоит в союзе с разбойником, и кто из нас не знал, что подобное может случиться?

Поднялся оглушительный рев. Здание сотрясалось, точно гигантский барабан. Даже женщин охватило волнение. Авигея жалась к моей матери, с изумлением глядя на Иасона. А Молчаливая Ханна, взгляд которой все еще туманился от боли, глядела на него с затаенным восторгом.

— Тишина! — крикнул Клеопа.

Он выкрикивал это снова и снова и топал по скамье, пока шум не стих.

— Все не так, как ты говоришь, кроме того, какая нам разница, что это за человек? Мы не разбойники. — Он обеими руками ударил себя в грудь. — Насилие не наш язык! Пусть это будет язык этого безрассудного правителя и его приспешников, но мы говорим на другом языке, и всегда говорили. Если ты думаешь, что легионы не придут из Сирии и не утыкают нашу землю крестами уже через месяц, ты ничего не знаешь. Посмотри на своих отцов. Посмотри на дедов! Неужели ты больший приверженец закона, чем они?

Он указывал рукой, говоря. Он указал на Иакова. Указал на меня. Указал на Иосифа.

— Мы помним тот год, когда был свергнут Ирод Архелай, — сказал Клеопа. — Десять лет он правил, а потом его вынудили отказаться от власти. И что случилось в стране, когда император пошел на этот шаг ради нас? Я скажу тебе, что случилось. Иуда Галилеянин с фарисеем-заговорщиком подняли восстание в наших горах, и в Иудее, Галилее и Самарии начались убийства и пожары, грабежи и бунты! И мы, кто уже видел это раньше — точно такие же беспорядки после смерти старого Ирода, мы увидели это снова: волна накатывала за волной, словно огонь в сухом поле, когда языки пламени слизывают траву. И римляне пришли, как они приходят всегда, и кресты выстроились вдоль дорог, и идти по ним означало идти среди воплей и стонов умирающих.

Тишина. Даже Иасон смотрел на Клеопу молча.

— И теперь вы хотите это повторить? — спросил Клеопа. — Не выйдет. Вы останетесь там, где вы есть, в своей деревне, здесь, в Назарете, и вы дадите первосвященнику и его советникам возможность написать Цезарю и сообщить ему об имеющем место богохульстве! Вы позволите им снарядить корабль, что они, без сомнения, и сделают. И вы будете дожидаться их решения!

Мгновение казалось, что битва выиграна.

— Но все же идут, все кругом идут… в Кесарию! — крикнул кто-то от дверей.

Протесты и яростные выкрики посыпались со всех сторон.

Иасон покачал головой. Старики поднимались на ноги, толкаясь и споря, мужчины пробирались поближе к сыновьям.

Менахем отодвинулся от Иакова, не желая ему подчиняться, и Иаков покраснел от гнева.

— Мужчины исполнят свой долг, — крикнул еще кто-то.

— Целая толпа уже на полпути к Иерусалиму!

Иасон стал говорить, перекрывая шум толпы.

— Все это правда. Мужчины не потерпят такого оскорбления, такого богохульства, не станут молчать. Если Иосиф Каиафа думает, будто мы станем сидеть сложа руки, он ошибается! Говорю вам, мы идем в Кесарию вместе с нашими земляками!

Крики становились все громче, но он еще не закончил.

— Говорю вам, мы идем не бунтовать, нет! Это было бы глупо. Клеопа прав. Мы идем не сражаться, но встать перед этим человеком, перед этим наглецом, и сказать ему, что он нарушил наши законы и мы не успокоимся, пока он не услышит нас!

Всеобщее столпотворение. Ни один молодой человек не усидел на полу, все стояли, некоторые подпрыгивали на месте от возбуждения, словно дети, которые яростно размахивают кулаками и наскакивают друг на друга. Почти все женщины встали. Остальным тоже пришлось встать, чтобы хоть что-то видеть. Скамьи громыхали под танцующими на них ногами.

Менахем с Исааком добрались до Иасона и встали рядом с ним, сердито поглядывая на своего дядю. Менахем схватился за накидку Иасона. Все молодые мужчины пробивались к нему.

Иаков вцепился в руку Менахема и, прежде чем сын успел отстраниться, крепко ударил его тыльной стороной ладони. Однако Менахем стоял твердо.

— Прекратите сейчас же — все вы! — надрывался Иаков, но тщетно.

Иосиф охнул. Я ощутил это, хотя не услышал звука.

— Вы пойдете в Кесарию отрядом, — кричал Клеопа, — и римляне обнажат мечи. Думаете, им есть дело до того, пришли ли с ножами или с плужными лемехами?

Рабби вторил его словам. Старики были согласны с ним, но их слова заглушали крики молодежи.