— Он для меня был тем, чем Брунетто Латини был для молодого Данте. Он был всем. Пусть будет стыдно тому, кто подумает о нем дурно, — без выражения сказал голос. А Галина отлично знала — когда из голоса звонящего стирается выражение — дело серьезное. Тот, кому по-настоящему больно, старается казаться равнодушным. — Когда мы встретимся в аду, я упаду перед ним на колени и поцелую руку. И если мне предложат рай и скажут, что его в нем не будет, я выберу ад. Но…

В трубке послышался тихий, ледяной смешок.

— Но я уверен, что мы сойдем на одной станции. И вот что я еще хотел сказать… Я ведь не пытаюсь оправдаться. Я лишь хочу рассказать, как все было. Можете считать, что я даю показания.

«Я говорю с сумасшедшим, — думала Галина, спешно припоминая методики, которыми пользовалась в таких экстренных случаях. — И он в самом деле что-то совершил. Или думает, что совершил».

— Не помню сам, как я вошел туда,

Настолько сон меня опутал ложью,

Когда я сбился с ложного следа.

«Я сейчас сама рехнусь!»

— Надеюсь, — с внезапным ехидством произнес голос, только что с выражением читавший стихи, — мне не придется цитировать еще и начало «Божественной комедии»? Мне всегда казалось странным то, что Данте сразу заявил, что он «земную жизнь прошел до половины». Откуда он мог знать, когда умрет? Я-то, например, знаю. Я умру сейчас.

И Галина, с трудом удерживая трубку — рука тряслась, услышала, что ее собеседник двадцать минут назад перерезал себе вены и надеется, что скоро умрет. От всей своей погубленной души надеется. На полу уже большая лужа крови. Пальцы не слушаются, нож выпал. А ей — спасибо за теплый разговор. И удачи!

— Постойте! — крикнула она. Рванулась, и трубка упала на пол. Когда женщина прижала ее к уху, там раздавались ровные длинные гудки.

«Это правда! Все было правдой! Все эти три разговора не были блефом! Сейчас он умрет!»

Галина заметалась по комнате, натыкаясь на казенную мебель. Ее было немного. Стол, где лежит дежурный журнал, стоит телефон и чашка чая (из пакетика).

Два стула. Диванчик. Вешалка, с которой она несколько минут назад сняла пальто. Тумбочка с телевизором.

Пустая клетка, подвешенная к гардине. Когда-то в ней жил попугай Гоша, но он сдох. Наверное, потому, что был ничьим — его принес кто-то из психологов «на время», потому что дома шел ремонт. А потом уволился, бросив птицу на произвол судьбы. Попугай затосковал, хотя его регулярно и правильно кормили, чистили клетку… Сперва он перестал произносить дурацкую фразу — единственную, которую знал: «Да здравствует Французская революция!» Потом отказался от еды, стал вялым и неряшливым, перестал чистить перышки и полоскаться в ванночке. Затем умер. Галине «повезло» — это она обнаружила его сине-зеленый трупик на полу клетки. И тогда подумала, что, собственно говоря, птица погибла от того же, от чего погибают люди, которые звонят по ночам. Ведь каждому живому существу нужен кто-то, кто будет его любить…

— «Любовь, любить велящая любимым…» Данте!

С ума можно сойти! — Галина остановилась посреди комнаты и огляделась по сторонам, будто не узнавая обстановки. — «Он» или «она» — убили кого-то? Не помню всего, что он сказал. Так… Поспокойней. Сладострастие — это было? Да. Потом — самоубийство. Вынужденное самоубийство. Что он там еще говорил о зависти? Почему я все время повторяю «он»? Это могла быть «она». А затем — «он» или «она» говорили о чем-то, чего я до конца не поняла. Какая-то любовная и преступная связь. Помню слово «учитель». А что «он» или «она» говорили потом? «Не помню сам, как я вошел туда, настолько сон меня опутал ложью…»

Она рванула спутанные пряди волос.

— Туда — это куда? Этой ночью кого-то убили, — размеренно, сказала женщина, называвшая себя по телефону «Галиной». — И этой же ночью кто-то покончил с собой.

И, подняв лицо к пустой клетке, висящей на гардине, добавила:

— Собственно говоря, эта ночь ничем не отличается от других!

— Кто дома?

Ответом было молчание. Квартира была темна, и в ней отчетливо пахло табачным дымом. Больше никаких признаков жизни не наблюдалось. Группа вошла в прихожую.

— Извините, — чуть повысил голос следователь, — тут кто-нибудь есть?

— Соседка говорила, что тут живет молодой парень, — подал голос тот, кто держал видеокамеру.

— Помню, — раздраженно откликнулся следователь. Предчувствие редко его обманывало, и в этом случае сообщало — дело будет нелегким. Убили человека в тамбуре, где никто из обитателей четырех квартир не запирает дверей. Человек одинок. Обеспечен. Имел много контактов. Его соседка — машинистка, помогавшая ему в работе, также умерла, ее квартиру купила Татьяна, которая и нашла у себя труп. Но почему тело оказалось у нее на кухне? Мать и дочь — и тут «не без блох», привычно выразился про себя следователь. Девочка что-то хотела сообщить, мать ее обрывала. Девочка что-то слышала, мать категорически говорила, что ничего. А потом с нею была истерика. И вот — квартира, доставшаяся по наследству молодому человеку, племяннику некоего инженера. И дверь тоже не заперта.

Более того — приоткрыта.

— Есть кто-нибудь?

— Там… — произнес кто-то из членов группы, указывая в темноту квартиры. — Я сейчас услышал.

Теперь услышал и следователь: в глубине квартиры раздался долгий, тяжелый вздох. Как будто некто пытался набрать полную грудь воздуха и не мог.

Группа бросилась на звук. Он исходил из ванной, дверь в которую также была приоткрыта. Когда они нашарили выключатель и зажегся свет, первым, что увидели, был парень, стоящий на коленях перед бортиком ванны и опустивший туда руки. Голова безвольно свешивалась вниз, к воде. В маленьком помещении застоялся горячий пар.

На полу, рядом с парнем, валялся мобильный телефон, — залитый кровью. Пятна крови были и на светлом кафельном полу, и на твидовом костюме парня, и на стенах. Под раковиной стояла полупустая бутылка коньяка.

— Эй! — крикнул следователь и бросился к парню. — Черт!

Ничего хуже и быть не могло. Два дела!

В первый миг, когда они сняли тело с бортика ванны и положили на пол, ему почудилось, что хозяин квартиры мертв. Это правильное, оцепеневшее, очень бледное лицо, чуть приоткрытые глаза, безвольно упавшие на пол окровавленные руки… Через минуту удалось уловить признаки жизни.

— Он дышит, — сказал помощник следователя, вставая с колен. — Срочно «скорую»!

— И пьян, как свинья, — заметил тот, кто держал видеокамеру. — Вон бутылка. А коньяк-то французский!

— Держись от него подальше, — бросил следователь. — Знаю я вас.

— Когда это я допивал за покойником? — обиделся тот.