— Вы можете войти.

Мельхиор поднялся, и от соприкосновения с черным мраморным полом подошвы его сандалий жалобно скрипнули. Он чуть повернул левую, отчего звук сделался громче, протяжнее. Со стороны это походило на проделки хулиганистого старшеклассника, который решил прокатиться в кроссовках по только что натертому полу спортивного зала. В самом деле, во всем его поведении и облике усматривалось демонстративное неприятие правил приличия — начиная с нестриженых и немного сальных волос до полотняного костюма с чужого плеча и вызывающе неуместных кожаных сандалий. Однако в действительности этим движением он просто поправлял стельку, которая слегка бугрилась от клочка бумаги между ней и подошвой. Но этот клочок был дороже всего этого здания, хотя Мельхиор и готов был удовлетвориться отдельным кабинетом в нем, при условии, конечно, что к нему прилагалась бы хорошенькая секретарша.

Человек, открывший дверь Мельхиору, провел его в кабинет, но затем, вместо того чтобы просто уйти, обошел Мельхиора и сел за стол. На табличке перед ним значилось: «Ричард Хелмс». Мельхиор никогда не встречался с Хелмсом, но не раз видел его фотографии в газетах. Перед ним сидел не Хелмс.

Мельхиор был заинтригован.

Устроившись за столом, мужчина, казалось, забыл о присутствии Мельхиора и начал просматривать бумаги в лежащей перед ним папке. Мельхиор с гордостью отметил, что их там было совсем мало. У агентов с послужным списком раза в два меньше, чем у него, личное дело оказывалось толщиной в два, три, а то и четыре дюйма, а в этой папке лежало не больше двухтрех десятков страниц. Но все равно Мельхиору не понравилось, что какой-то хлыщ копается в его досье. Где, черт возьми, Хелмс? Учитывая, что Мельхиор проработал бок о бок с прежним хозяином кабинета почти два десятка лет и важность информации, собранной им на Кубе, разве он не заслуживал личной встречи с нынешним руководителем отдела?

Доверенное лицо Хелмса продолжало его игнорировать, и Мельхиор плюхнулся в одно из зеленых кожаных кресел, расставленных перед столом. Мужчина вздохнул, но глаз так и не поднял.

— Я не предлагал вам садиться.

Мельхиор задрал обе ноги и держал их на весу. После пятнадцати месяцев носки сандалий им лично и неизвестно сколько их прежним владельцем подошвы так истрепались, что, стоило ему сжать пальцы, коричневая кожа выпирала бугром. Если знать, где смотреть, можно было даже заметить выпуклость на левой подошве от спрятанной в сандалии бумажки.

Наконец мужчина за столом поднял глаза.

— Мне очень жаль, что заместитель директора Хелмс не смог с вами встретиться сегодня. Меня зовут Дрю Эвертон. Я временно исполняющий обязанности заместителя по Западному полушарию.

— Черт побери, неужели такое длинное название умещается на простой визитке?

Эвертон закатил глаза:

— Вы не могли бы опустить ноги? Пожалуйста.

Мельхиор улыбнулся:

— Я просто хотел показать Конторе, как много мне пришлось пережить ради блага Отечества. Я обходился одной этой парой сандалий более года. Мои ноги, — сообщил он, с шумом их опуская, — очень устали!

Кембридж, штат Массачусетс

1 ноября 1963 года

Поднявшись в квартиру, Чандлер не знал, как лучше сделать: усадить Наз и задать ей тысячу вопросов или бросить ее на кровать и овладеть ею.

— Я проспал пять дней. Целых пять дней!

Наз пожала плечами:

— Я знаю.

— Откуда? — опешил Чандлер и встал у нее за спиной.

Ее волосы были распущены, а не подобраны, как в прошлый раз, и падали на плечи роскошными волнами. На ней был поношенный темный свитер из тонкой шерсти, плотно облегающий хрупкую спину и осиную талию. Светло-серая шерстяная юбка обтягивала бедра и ягодицы, а шелковые чулки добавляли глянца изгибам точеных икр. Когда Наз ответила: «Ты сам знаешь, откуда я знаю», — Чандлер даже не сразу понял, о чем она — так залюбовался ее телом, что почти забыл о ее присутствии.

— Только не говори о чтении мыслей, телепатии и экстрасенсорном восприятии.

— Все эти термины означают одно и то же, и я не упомянула ни один из них.

— Экстрасенсорное восприятие может относиться к самым разным явлениям. Видение на расстоянии, ясновидение…

— Тебе стало бы легче, если бы ты предсказал результаты выборов в будущем году?

— Я не верю…

— Чандлер.

— …в экстрасенсорное восприятие, или секретную наркопрограмму ЦРУ, или двусторонние зеркала в дешевых отелях, или…

— Чандлер.

— …в существование части мозга, называемой Вратами Орфея…

— Чандлер!

Чандлер, чувствуя себя загнанным в угол, смотрел на Наз так, будто она была причиной наводнения, от которого он вынужден спасаться на крыше собственного дома.

— Твоего отца звали Джон Форрестол.

— Это легко выяснить. Моя семья хорошо известна.

— Он повесился на люстре в своем кабинете, — продолжала Наз. — Puto deus flo. «Кажется, я становлюсь богом». Как звали моего отца?

— Откуда мне…

— Как его звали, Чандлер?

— Энтони, — беспомощно ответил он.

— А мою мать?

— Саба, — прошептал он.

— Твоя мать исчезла после самоубийства отца, — продолжала она. — Ты всегда подозревал, что ее прогнала твоя бабка. Что означает «Саба»?

— Что…

— Ответь мне, Чандлер.

— Бриз. Легкий бриз. — В его взгляде было отчаяние. — Откуда я… откуда мы знаем такие вещи?

— Ответь на это сам, Чандлер. Ты сам знаешь откуда.

— Наркотик?

Наз кивнула.

— Ты дала мне наркотик. Кто-то — Моргантхау? — заставил тебя дать мне наркотик.

Наз кивнула.

— И он открыл Врата. Врата Орфея.

По лицу Наз впервые пробежала тень сомнения и даже страха.

— А вот этого я не понимаю. Моргантхау никогда не упоминал о Вратах Орфея. Я думала, что проникла в твои мысли или что мы проникли в мысли друг друга. Но теперь мне кажется, все дело только в тебе. Твое, — она помолчала, подыскивая нужное слово, — сознание каким-то образом расширилось и вошло в мое. И в сознание Моргантхау.

Чандлер помолчал и спросил:

— Он действительно был за зеркалом?

Наз отвернулась.

— Он сказал, что арестует меня, если я не стану сотрудничать. За приставание к мужчинам, — добавила она, подобрав слово помягче. — Он…

— …фотографирует тебя, — закончил за нее Чандлер. — Сколько?.. Сорок один, — сам ответил он, потому что откуда-то все знал. Знал все, что случилось в жизни Наз. Ее первый секс, ее первая выпивка, ее первый обмен секса на выпивку. Каким-то непостижимым образом все это находилось у него в голове. И он знал, что и сам точно так же находился в голове у нее. Целиком и без всяких купюр — за этими чудесными темными глазами.