— Ciao.

Молчание. Разочарованный, он повернулся, чтобы уйти, вяло улыбнувшись седовласой даме, которая по-прежнему неподвижно стояла посреди campo, наблюдая за ним.

Не успел он пройти и двух шагов, как услышал, что его собственный голос произнес, растягивая гласные, как это делают птицы:

— C-i-aa-oo.

В ту же минуту он снова очутился возле клетки.

— Come ti stai? — спросил он на этот раз и немного погодя повторил свой вопрос. Он почувствовал, что за его спиной стоит та самая седая синьора. Обернувшись, он улыбнулся ей; она улыбнулась ему в ответ.

— Come ti stai? — снова спросил он у дрозда, и тот, с абсолютной точностью копируя его голос, повторил:

— Come ti stai?

— А что он еще может сказать? — поинтересовалась синьора.

— Не знаю, синьора. Это единственное, что я от него слышал.

— Чудесно, не правда ли? — В ее глазах засверкали веселые искорки, и Брунетти показалось, будто она в один миг помолодела на несколько десятков лет.

— Да, чудесно, — согласился Брунетти. Наконец он ушел, а она осталась около клетки, повторяя нараспев: «ciao, ciao, ciao».

Пройдя через Санти-Апостоли и минуя Страда-Нуова, он добрался до Сан-Маркуола, где сел на один из пароходиков, курсировавших по Большому каналу. Вода ослепительно сверкала, и он пожалел, что не захватил с собой солнцезащитные очки. Но кто мог подумать этим туманным промозглым утром, что днем так распогодится? Весна преподнесла городу неожиданный великолепный подарок.

Сойдя с парома, Брунетти повернул направо, затем налево, затем снова направо… Ноги сами несли его по лабиринту городских улочек. Будучи молодым, он частенько навещал приятелей, провожал домой подружек, искал кафе, где можно было бы выпить чашку кофе, или просто бродил по городу, не имея ни малейшего понятия, куда он идет и зачем, поэтому сейчас он просто следовал указаниям внутреннего голоса. Вскоре он вышел на площадь Сан-Зан-Дегола. Брунетти до сих пор сомневался, какой именно части мощей святого Джованни поклоняются в этой церкви, — то ли обезглавленному телу, то ли отрубленной голове. Да и нельзя сказать, чтобы его это особенно интересовало.

Сальвьяти, за которого вышла замуж бывшая подружка Роберто, был сыном нотариуса Фульвио.

Если я не ошибся, подумал Брунетти, дом расположен на второй calle[15]направо, третий с левой стороны. И его догадки подтвердились: номер дома совпал с тем, что он выписал из телефонной книги, хотя в ней и было указано, что в доме проживают трое разных Сальвьяти. У нижнего звонка на входной двери значилась буква «Е». Брунетти позвонил, недоумевая, почему им пришлось переехать на верхний этаж, — неужели старики умерли и нижние квартиры теперь пустуют?

Дверь распахнулась, и Брунетти вошел во внутренний дворик. Прямо перед ним была узкая дорожка, ведущая прямо к лестнице. По обеим сторонам дорожки росли веселенькие тюльпаны, а слева, в середине газона, только-только начала цвести величественная магнолия.

Брунетти поднялся по лестнице и не успел подойти к двери, как замок щелкнул. По ту сторону его ожидала еще одна лестница, ведущая на верхнюю площадку, на которую выходило две двери. Наконец та, что слева, открылась, и на площадке появилась молодая девушка.

— Вы из полиции? — спросила она. — Забыла, как вас там…

— Брунетти, — отозвался он, преодолевая оставшиеся ступеньки.

Девушка стояла в дверном проеме; ее лицо, которое в другой ситуации можно было бы назвать симпатичным, сейчас напоминало застывшую маску. Если Брунетти не ошибся в своих предположениях и у нее действительно был грудной ребенок, то она, судя по всему, не теряла времени даром, чтобы вернуть прежнюю форму: узкая красная юбка и черный свитер облегали гибкое молодое тело. Ее бесстрастное лицо обрамляли вьющиеся черные волосы, ниспадавшие на плечи. Темные глаза смотрели на Брунетти без малейшего интереса.

Наконец Брунетти добрался до дверей ее квартиры.

— Спасибо, что согласились побеседовать со мной, синьора.

Она ничего не сказала в ответ, сделав вид, что не расслышала его последних слов, и, повернувшись к нему спиной, пропустила его в квартиру, проигнорировав его нерешительное: «Permesso»[16].

— Можете пройти вон туда, — бросила она через плечо, кивая в сторону большой гостиной по левую сторону коридора.

Брунетти вошел. На стенах висели гравюры, которые, судя по жутким сценам, изображенным на них, скорее всего, принадлежали Гойе. Три окна выходили во внутренний дворик, который был так мал, что окна практически упирались в противоположную стену. Усевшись посредине низенького дивана, она скрестила ноги, открыв взору Брунетти гораздо больше, чем он мог ожидать от юной матери. Указав ему на стул, стоявший прямо напротив дивана, она осведомилась:

— Что еще вы хотите знать?

Брунетти, подражая ей, постарался принять такой же бесстрастный вид, но поймал себя на мысли, что бессознательно ждет проявления хотя бы тени волнения с ее стороны. Но не чувствовал ничего, кроме раздражения.

— Я хотел бы знать, как долго вы были знакомы с Роберто Лоренцони.

Девушка резким движением руки откинула со лба непослушную прядь. Возможно, она и не догадывалась, какое нетерпение сквозит в каждом ее жесте.

— Я ведь уже все рассказала другому полицейскому.

— Знаю, синьора. Я читал протокол допроса, но предпочел бы, чтобы вы еще раз рассказали мне об этом своими словами.

— Хотелось бы верить, что в протокол занесены именно мои слова, — сухо проговорила она.

— Безусловно. И все-таки мне очень хотелось бы самому услышать, что вы можете о нем сказать. Это помогло бы мне понять, каким человеком он был.

— А вы уже поймали тех, кто его похитил? — спросила она. На этот раз в ее голосе впервые прозвучало неподдельное любопытство.

— Нет. Пока нет.

Явно разочарованная его ответом, она ничего не сказала.

— Так вы можете сказать мне, как долго вы были знакомы?

— Я встречалась с ним около года, что-то около того. Перед тем, как это случилось, вот так.

— Каким человеком он был?

— Что это значит: «Каким человеком он был?» Мы вместе ходили в школу. У нас было много общего. И еще… Он был забавный. Любил прикалываться.

— Потому-то, когда произошло похищение, вы и подумали, что это шутка?

— Я — что? — недоуменно переспросила она.

— Так, по крайней мере, записано с ваших слов в протоколе допроса с места происшествия, — пояснил Брунетти, — что сначала вы подумали, что это розыгрыш, чья-то злая шутка. Прикол, как вы говорите.