И все же сдержать мятежников ему не удалось. Они были слишком многочисленны, действовали во многих местах, а их ряды росли с каждым днем, к тому же посланные против них войска каждый раз преследовали неудачи – наводнения, протухшая еда, болезни. И с каждым победоносным мятежом поднимались все новые завоеванные народы.

По всему Ильказару кружили мрачные неспокойные слухи, что, когда придут вражеские солдаты, город подвергнется неслыханным жестокостям. Люди бежали прочь, пока король не объявил эмиграцию уголовным преступлением. Глупец. Он поступил бы намного лучше, если бы сам как можно скорее избавился от очередных голодных ртов.

В том году на землях Ильказара не собрали никакого урожая. Спорынья, черви, долгоносик и саранча уничтожили все. Единственным источником пищи стали запасы с прошлых лет и сокращающийся с каждым днем ручеек податей.

Хотя мысль о чародеях из Ильказара тревожила их, взбунтовавшиеся короли и жадные до добычи варвары собрали силы и объединились против империи.

Как пишет поэт: «Павшие от меча счастливее тех, кто умер от голода, обессилев без плодов земли. Полные сострадания женщины варили собственных детей, ставших пищей в дни гибели их народа».

Под Ильказаром стояли хорошо накормленные войска с высоким боевым духом, который они обрели, побеждая имперские легионы. Они гордо проводили тучные стада перед наблюдавшими со стен людьми. В самом же городе трупы крыс продавались за серебряный шекель, пойманные живьем стоили вдвое дороже. Люди боялись собственных мертвецов, предвещавших эпидемию.

Исчезли все собаки и кошки, так же как лошади королевской кавалерии и животные из королевского зверинца. Город кишел слухами. Исчезали дети. Отличавшиеся хорошим здоровьем опасались обвинений в людоедстве. Иногда тела умерших от болезней находили с отгрызенными кусками мяса, – возможно, то была работа крыс, а может, и нет…

Осада продолжалась. Однажды из окружавшего город лагеря выехал мрачный юноша, которого слегка пугал сам город и до сих пор жившие за его стенами чародеи. Уверенности ему придавало лишь то, что магию их нейтрализовали способности единственного человека, обученного таинственным магом-тервола и Принцами-Чудотворцами из Шинсана. С собой он вез пергаментный свиток. Кто-то заметил, что произошло это ровно через год после получения предыдущего послания. В нем повторялись предыдущие требования Вартлоккура, однако с существенным дополнением – списком людей, которых следовало выслать за стены города и перед которыми должен был унизиться сам король.

Вилис стал более сговорчив. Пять дней спустя на стенах города начало что-то происходить. Короли и генералы мятежников, одетые в черное, на вороных конях, с развевающимися над головами черными знаменами подъехали к городским стенам, остановившись на расстоянии выстрела из лука.

Когда солнце поднялось в зенит, на стенах установили семь групп высоких кольев, по семь в каждой. К кольям были привязаны облитые сырой нефтью главные чародеи. Сам король принес факел и поджег их всех. Наступила долгая тишина. Ни одно облачко не пятнало чистого неба. Казалось, замерли все живые существа на земле, чего-то неуверенно ожидая. А затем запах достиг ноздрей наблюдателей, и вонь горелого мяса испугала лошадей.

Молчун ничем не выразил своих чувств. Победа его еще не стала окончательной.

Когда огонь закончил пожирать тела, открылись ворота и из них, шатаясь, вышли худые, измученные люди. На глазах у всех король упал на колени, целуя покрытые пылью ноги каждого, кто проходил мимо. Их была всего горстка выживших среди тех, кто когда-то помог или оказал небольшую услугу несчастному сироте, – в том числе мужчина в порванной черной мантии палача и пожилой сержант. Среди них были также священники, несколько чародеев рангом пониже и несколько потасканных шлюх, когда-то в той или иной степени заменявших ему мать.

Ворота закрылись. Вартлоккур ждал. Солнце медленно клонилось к закату. Он послал гонца.

– Где третья часть покаяния? – спросил всадник.

– Вы получили все, что я могу вам дать, – ответил король Вилис. – Моя власть и империя обратились в прах. Хватит жестокостей! – Схватив лук, он выстрелил в гонца, но промахнулся.

– В таком случае Ильказар умрет! – гонец уехал.

Вартлоккур долго сидел, погруженный в размышления. Несмотря на обещания, он надеялся, что ему не придется воплощать их в жизнь. Собственно, ему никто не был нужен, кроме Вилиса. Но вместе с ним были короли, доверившиеся его слову.

Короли ждали. Город тоже ждал. Наконец Вартлоккур решился. Подняв правую руку, а затем левую, он призвал на помощь то, что приберегал специально для этого случая, – Силу, которой не владел ни один чародей, столь незаметную, что сперва лишь лошади что-то почуяли, а затем задрожала земля. Короли перепугались, увидев могущество Вартлоккура. Дух земли, король земных стихий, известный тем, что никто, кроме самых знаменитых мастеров восточных чар, не мог его укротить, прибыл на зов.

Дрожь сменилась землетрясением. Рухнули городские ворота. Свалились со стен колья с привязанными чародеями. Задрожали шпили и минареты. А земля тряслась все сильнее, и уже рушились большие здания. Пошла трещинами толстая городская стена, самое массивное сооружение Ильказара. У Вартлоккура уже болели руки, онемевшие оттого, что приходилось все время держать их поднятыми, и от шедшей через них Силы. Однако рук он не опускал: сделай он это раньше времени – и дух земли бросил бы не до конца выполненную работу. Ильказар же остался бы достаточно могущественным, чтобы штурм его обошелся чересчур дорого. Вспыхнуло пламя, распространяясь по городу. Пыль, поднимавшаяся от рушащихся домов, смешивалась с дымом пожаров, заслоняя небо. Большое правительственное здание осело в реку Эос, впадавшую в Ильказар через огромную прочную решетку, перегородив течение, и часть города затопило.

Наконец, удовлетворившись, Вартлоккур позволил землетрясению прекратиться и спустил двуногих псов. Воины почти не встретили сопротивления, сам же он во главе с королями направился к дворцу.

Вилиса нашли среди руин цитадели, где он сидел, раскачиваясь из стороны в сторону и пуская слюни. К груди он прижимал корону, распевая детскую песенку. Поспешно очистив от обломков угол площади Казней, солдаты извлекли из-под них украшенный резьбой столб и привязали к нему короля. Принесли огонь, и Вартлоккур встал перед Вилисом с факелом в руке.

Его сторонники ожидали, что он рассмеется или начнет хвастаться тем, что наконец может отомстить, но он молчал. Они ожидали, что сейчас он наконец впервые за десятилетия заговорит и скажет что-нибудь вроде: «Когда окажешься в аду, вспомни мою мать», но ничего такого не последовало. Когда Вартлоккур нарушил все же затянувшееся молчание, он произнес лишь несколько слов:

– Из-за тебя я стал одиноким, королевский Ильказар.

Он отбросил факел и, опустив голову, медленно вышел из города, предоставив вершить милосердие или кару своим последователям.

Поэт, которого трудно назвать беспристрастным, завершает поэму горьким проклятием, навечно наложенным на Ильказар. Но прежде чем его творение заканчивается, в нем можно найти короткое упоминание о том, почему Вартлоккур отбросил факел. В то время никто не пытался его понять, а позднее вопрос этот мало кого интересовал, кроме нескольких ученых. Уничтожение Ильказара и смерть его короля означали для Вартлоккура потерю единственного настоящего товарища – цели, к которой он шел четырнадцать лет. Маска торжества лишь скрывала горечь поражения.