litbaza книги онлайнСовременная прозаДолгая нота. (От Острова и к Острову) - Даниэль Орлов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 86
Перейти на страницу:

— Во! Ловец человеков пожаловал, — Машка приподнимается на локте и поверх очков смотрит в сторону дьякона, — сейчас наловит себе на ужин.

— У тебя, как я посмотрю, совсем с религией дела плохо обстоят, — Лёха хмыкает и откусывает половину огурца.

— Они вечно пытаются дать мне ответы на вопросы, которые я не задаю.

— Это как это? Ну-ка, поясните, барыня. Мы люди все необразованные, нам ваше учение впрок пойдёт.

— А нечего пояснять. Ерунда это всё. Было мне как-то плохо совсем. Запуталась, что ли, или запутали меня. Решила либо в алкоголики податься, либо в церковь сходить. Про церковь меня мама надоумила. У неё на этом деле какой-то пунктик. Сама не ходит, ни одной молитвы не знает, а всех поучает. А я что? Я примерная дочка. Пошла в церковь. Пришла. Нашла там попа какого-то. Говорю ему, что плохо мне, что причаститься хочу.

— С утра не ела?

— Понятное дело! Даже вечером не ела. Всё как полагается.

А он меня ну расспрашивать про то, как я живу, с кем живу. Не про то, зачем живу, а с кем. Будто это его касается. Курю ли я, выпиваю ли, медитирую… Вы представляете? Спросил меня, не занимаюсь ли йогой. Ну, думаю, продвинутый поп. Про медитации что-то понимает. А я же занималась немного. Скорее для здоровья, чтобы похудеть.

— Куда тебе дальше худеть? И так одни кости. — Я наливаю себе чай и передаю термос Лёхе.

— Ты, дядюшка, всё-таки неделикатный. Вроде и воспитанный человек, интеллигентный, а как ляпнешь, то если бы на моём месте какая другая оказалась, то обиделась бы на тебя по гроб жизни. Кто ж так девушке говорит — «одни кости»? Сказал бы что-то вроде «Ты и так в прекрасной форме» А то — кости…

— Ты в прекрасной форме. Кости так и торчат. Куда тебе худеть?

— Всё. Прекрати. Ну вот… Говорю ему, что да. Что занималась йогой, что курю, но немного меньше половины пачки в день. Что хожу в бассейн.

— Что только что соблазнила сестру своего жениха…

— Игорь! Я серьёзно. Прекрати. Или я уеду сейчас.

Машка как-то вдруг подбирается. У скул её колышется обида, а на шее проступает маленькая нервная венка.

— Сейчас кое-кого кое-кто вызовет на кое-что, — Лёха сдвигает брови и изображает рукой движение, словно он протыкает меня шпагой.

— Машка, прости. Больше не буду. Того гляди рыцарь меня забралом загрызёт. Это я от ревности, жары и похмелья.

— Ну вот, — она тянется к Лёхе, который подставил ей щёку для поцелуя, — рассказала я ему всё как на духу, упомянув, что у меня ещё и месячные, кажется, не пришли. Тут этот поп начал на меня шипеть, что я неправильно живу, что всё у меня в жизни неверно, что он меня до причастия допустить не может. Что мне нужно делать то-то и то-то, читать молитвы такие-то и такие-то, ходить на службы чуть ли не каждый день и тогда, может быть, он меня причастит. Ну не свинья ли? Я что, к нему, что ли, пришла? Я к Богу пришла в кои-то веки. Я, может быть, ночь не спала, волновалась, ждала. А он мне такое.

— А они могут до причастия не допустить? — Я киваю на дьякона, который как раз примостился на досках купальни и расшнуровывает ботинок.

— Хрен их знает, — Лёха задумчиво трёт подбородок, — я в православии фигово разбираюсь. У католиков вроде не имеют права не допускать. Помнишь, как в кино? Приходит убивец, садится в кабинку и ну рассказывать, как он замочил семью Фаринетти, потом Спагетти, потом Чипполино. А ему в ответ полное прощение грехов и наказ больше так скверно не поступать.

— Во! Прекрасный сервис.

— Это ты, конечно, хватил, Лёшечка. В кино — это же символ. — Машенция ласково гладит Лёху по лысине.

— Символ чего? — осведомляюсь я.

— Скажем, несовершенства человеческого общества. Или продажности католической церкви…

— Кризиса буржуазной морали и скорого наступления всеобщего рокенролла. — подхватывает Лёха.

— Символ засилия массовой культуры и девальвации человеческих ценностей. Во! А также символ кризиса западной аврамической парадигмы, предрекающий скорый конец современной урбанистической цивилизации вместе с её кредитно-денежной системой.

— Дураки какие! — Машка вскакивает, расплескав вокруг себя песок. Потешно топает ногой, и вдруг прыгает на одной ноге прямо к дьякону.

— Дяденька! Дяденька священник! Они меня обижают! Я маленькая, а они вон какие большие. Наложите на них епитимью! Да потяжелее. А если есть какая-нибудь вонючая епитимья, то давайте им вонючую.

— Здрасьте. Меня Маша зовут, — выпаливает она, доскакав до купальни и нависнув прямо над дьяконом, который к этому времени справился со шнуровкой на правом ботинке и теперь сосредоточенно рассматривает что-то у себя на пятке.

Он улыбается и манит Машку пальцем. Та присаживается на корточки, ухватив себя руками за коленки и склонив голову набок. Дьякон что-то говорит ей, но слова заглушает чавканье двигателя отъезжающего автобуса. Видимо, он о чём-то её спрашивает, на что та даёт отрицательные ответы. Это видно по тому, как энергично летают хвостики из стороны в сторону. Дьякон поднимается, протягивает руку Машке, помогает встать. Не отпуская Машкину ладонь, он ведёт её к берегу. Тоненькая фигурка в красном купальнике рядом с долговязым дьяконом в чёрном подряснике смотрится оксюмороном. Надо же, какая появляется эротичность от полуобнажённого женского тела на фоне строгой одежды священника. Бесстыжая она, конечно. Но красивая. Очень красивая. Особенно сейчас. Свезло Лёхе. А ведь точно ревную. Как-то это помимо меня происходит. Ирке, что ли, позвонить?

— Искушение святого Антония, — хмыкает Лёха.

— Скорее, покаяние святой Марии.

— Сейчас ведь утопит её к чёртовой матери.

— Ерунда. Тут мелко, а глубоко он не пойдёт. Штаны, смотри, у него только до колена закатаны.

— Вот ведь затейник! Слушай, а он монах или не монах? Если не монах, то, может быть, мне уже стоит начинать волноваться?

— Брось ты, Лёха! Ты посмотри на него. Поверь, он тебе не конкурент. Машке такие не нравятся. Я тебе как родственник говорю.

Тем временем дьякон отводит Машку от берега на десяток метров. Он останавливается, черпает в горсть воды и поливает Машкины волосы, перекрестив. Потом так же поступает с Машкиными локтями. После этого они уже оба поворачиваются лицом к противоположному берегу и, трижды перекрестившись, кланяются.

— Во дают! — только и выдыхает Лёха. — Это что ещё за обряд такой на пленере?

— Даже и не знаю, но думаю, что немного благости ей не помешает. Вот что мне интересно — их учат такие штуки вытворять, или это всякий раз импровизация? А наша-то! Всё на полном серьёзе. Ты заметил, какое у неё было лицо, когда он её водой поливал?

Машка выскакивает на берег и бежит к нам, улыбаясь даже кончиками своих шкодных хвостиков.

— Всё! Мне было плохо, а теперь мне так хорошо. Мне так хорошо!

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 86
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?