– Куда он денется? Конечно, будет! – успокаивала я ее. – Только… Карлайл рассказал мне ещё кое-что. То, что видела Элис Каллен… Я не позволила Аро прочитать это в моих мыслях. За долгие годы, я научилась это делать – ограничивать его власть в своем сознании.

– И что же она такого увидела?

– Люциана…

– Кто же его не видел? Многие и живьём с ним разговаривали…

– Нет… не так… – отрешённо, словно в тумане говорила я, поднимаясь со своего места.

Я выбежала в сад, по которому бил ледяной осенний дождь. В моей голове крутились слова Карлайла.

Элис видела, как Люциан изменит нашу жизнь… Вот только как? Убьет Аро? Разрушит Вольтерру? Теперь я относилась и к одному, и ко второму равнодушно.

Если кто не знал, но Аро Вольтури тоже можно причинить душевную боль. Мне удалось это сделать, пусть и невольно.

В прохладной тишине резиденции я прошла по пустынным коридорам и подошла к его покоям.

– Прости меня, – виновато прошептала я, царапая дверь его комнаты с наружной стороны.

Он не ответил мне. Я опустилась на ледяной каменный пол, прислонилась к стене и закрыла глаза. Я была разбита в душе и морально обезглавлена. Лучше бы так оказалось физически, с моим телом. Не было бы сейчас всех этих никому не нужных признаний и извинений.

На секунду я поймала себя на мысли, что я хочу от него ребенка. Он мне нужен. Я бы назвала… А в прочем, какая теперь разница, какое бы имя я ему или ей дала…

– Встань с холодного пола! – приказал его жёсткий голос, когда он бесшумно открыл дверь.

Я выполнила его указание.

– Ты не виновата. Это Карлайл ошибся.

– Так. Стоп. Пообещай мне, что ты не станешь его наказывать за это!

– Ах, как мне этого хотелось! – обняв меня за плечи, выдохнул он в мои волосы.

Я улыбнулась и прижалась щекой к его груди.

Ночью мне не спалось. Я все думала о том, как мне поступить с Люцианом. Должна ли я сказать ему, чтобы он больше не предлагал мне побег, вечность, проведенную с ним…Все это, казалось, так глупо, что даже представлять не стоило.

Аро был таким родным, таким изученным… Конечно, у него иногда случались «заскоки», что-то вроде приступов безумства и агрессии, но я к ним так привыкла! Я любила его смех, когда он выносил смертный приговор одному из своих подданных, любила его привычку блаженно складывать руки, размышляя о пытках, которым он бы хотел подвергнуть обвиняемого… Я любила его страсть к искусству, включая живопись и музыку, его воспоминания о былом величии самых крупных городов современности и о руинах древности… Я любила его привязанность к барокко и вычурность в стилях, огонь в его глазах и увлеченность беседами о предметах старины… Он был мудрым безумцем… Я позволяла ему многое, почти все. Даже, если бы он захотел уничтожить весь мир, превратив его в горстку пепла, я бы встала на его сторону. Я любила его настолько, насколько это может позволить мне мое бессмертие, моя вечность, которую я страстно желала провести только с ним: с его горящим взглядом, в котором я сама сгорала до тла; с его детским, но таким зловещим смехом с оттенком лживой искренности; с его ледяными жаркими объятиями, которые зажигали во мне столько разных эмоций; с его длинными шелковыми волосами, которые вечно переплетались с моими, соединяя нас воедино; с его раскованной изящностью и элегантной властью, которую он установил среди своих слуг… Я любила. Только. Его. Моего Аро Вольтури.

Вряд ли бы за всю историю планеты нашлась бы другая такая девушка, которая могла бы точнее описать свою самую сильную любовь, что была почти разрушена до основания появлением в жизни другого мужчины…ликана, заставившего усомниться в своих искренних чувствах к тому, кто, несмотря на свою жестокость, строгость и беспощадность к остальным, любил ее, будучи вампиром, и сам сгорая изнутри, превращал пепел в собственную душу.

Аро был самим воплощением величества…Все его движения были полны аристократической элегантности и изящества, окутанной покровительственным и надменным взглядом. Он владел миром, не только вампиров, но и людей… Что ему стоило лишить жизни пару-тройку тел с еще бьющимися сердцами? Ничего. Он сделал бы это с легкой улыбкой, скрывающей в себе судьбоносную угрозу.

Душа его была прекрасна, ведь что может быть великолепнее, чем душа, страдавшая три тысячи лет? Она несла в себе боль, отчаяние, радость и потери… За все века, прожитые на этой бренной земле он научился видеть то, чего не различают другие. Раны внутри кровоточили, так и не зарубцевавшись под лекарственным бальзамом столетий.

Глаза его выражали безразличие ко всему, что его окружало. Лишь иногда я читала в них нескрываемый интерес, прослеживая их внимание на себе. Он изучал меня, как археологи изучают останки древности, ботаники изучают растения, а искусствоведы – прекрасные картины и скульптуры.

Он был самым чувственным и нежным… Он был самым жестоким и беспощадным… Он был таким, каким я желала его видеть. Он позволял себе многое, точнее сказать все, но никогда не выходил за рамки закона, который он защищал, приводя приговоры в исполнение.

Его имя…застывало горячей каплей крови на моих губах, вырывавшееся со звучными стонами из моей груди. Огонь. Кровь. Безумие. Жар. Страсть.

Мы горели, и мы сгорали. Не было ничего более ужасного и более прекрасного, чем наш вечный…бессмертный союз.

Он пришел посреди безветренной ночи. Его шаги напоминали охоту хищника…Я не слышала ни звука, но сердцем чувствовала его приближение. Он был рядом. Ни дыхания, ни пульса… Только запах…Такой родной, такой близкий, такой желанный.

– Проходи, – на резком выдохе бросила я в темноту, – я сегодня не кусаюсь…

– Чего не скажешь обо мне, – усмехнувшись (я прекрасно представляла эту мимику), возразил он.

– Какую часть тела предпочитаешь? – плотоядно предлагала я.

– Предпочитаю всё и сразу! Хотя…по кусочкам будет аппетитнее…

Он вплотную подошел к кровати. Луна убывала, но была достаточно яркой, чтобы я могла различить его очертания в темноте спальни. Наконец-то он был со мной, не только телом, но я чувствовала, что и мысли его сейчас принадлежали мне и только мне. Среди каменных стен моей комнаты началось безумие, разделенное между двоими: огнем и льдом, жаром и холодом, мной и им…

Кровь приливала к различным участкам тела, в зависимости от локализации его жадных укусов. Это были шипы розы, которую я прижимала к своей груди, чтобы впитать ее запах каждой клеточкой своего тела.

Знаете, этот звук рвущейся в лохмотья ткани? Я не говорю