— И даже мыло и туалетная бумага, — отозвался Волков и принялся оглядывать переговорную так, будто был здесь впервые. При этом на Яну он не смотрел.

— Как вам практика? — спросила Яна.

Волков не ответил, и Маша принялась отвечать, видимо, чтобы скрыть неловкость.

То, как она посмотрела на Диму — с осуждением, с безмолвным требованием вести себя прилично, — вызвало у Яны укол зависти и, кажется, ревности. Что тоже было ново. Нет, ее ничуть не волновала личная жизнь брата. Ее волновало то, что он смотрит мимо нее, сквозь нее…

— Извините за задержку, — объявил вошедший Роман, отодвинул для Маши стул и повернулся к Яне: — Присоединяйтесь к нам.

Яна поймала себя на том, что Роман ее тоже раздражает тем, как уверенно ведет себя в стенах их компании. А ведь у него ничуть не больше прав на эту компанию, чем у Димы или же… у самой Яны. А почему бы и нет? В конце концов, мама права. Она тоже имеет право на имущество отца. Чем она хуже? Лишь тем, что отец не соизволил дать разрешение на указание своего имени в ее свидетельстве о рож­дении?

— Спасибо, я уже обедала. Позвоните мне, как закончите. У Димы есть номер моего мобильного. Или же «сто один» по внутренней связи. — Яна указала на висевший на стене телефон и вышла из переговорной, давя в себе раздражение вперемешку с обидой.

Она чувствовала, что, допустив мысль о непреложности своего права на отцовское наследство, кажется, окончательно потеряла остатки своего «я» и стала тенью матери, которая долгие годы ненавидела семью Волковых. Яна попыталась ухватиться за утреннее ожидание чуда от встречи с братом, но перед мысленным взором стоял Дима, рассматривающий фото на стене, что-то шепчущий Маше, глядящий на панораму города, в свой телефон, на Романа... Куда угодно, но только не на Яну. А ведь он был в шаге от того, чтобы обрести сестру и верного друга.

Глава 4

Замыкаясь в себе, невозможно стать ближе к людям.

Удалить сообщения от человека с ником LastGreen было единственно верным решением. Лялька это прекрасно понимала, но ее остановили две вещи: во-первых, она на самом деле хотела вернуть свой телефон, а во-вторых — и это было, пожалуй, самым главным, — она хотела вернуть Ромку. Забрать его навеки у чертовой Маши Рябининой. И переписка с очередным потенциальным маньяком, происходящая на глазах у Ромки, должна была его встряхнуть.

Лялька осознавала, что это будет выглядеть повторением истории с Андреем, осознавала, насколько наивной и глупой она может показаться Ромке, но сейчас это бы­ло не важно. Ее мир рушился, и она готова была пустить в ход любые средства. Жить без Ромки она не могла и не хотела.

«Откуда у тебя мой телефон?» — написала она, хотя никогда не обращалась к незнакомцам на «ты».

Ответ пришел через минуту: «Подобрал у кафе».

Голова вновь начала болеть, и Лялька на миг прикрыла глаза. А что, если это не потенциальный маньяк, а просто маньяк? Что, если она не сможет его переиграть? Поспешно закрыв вкладку, она свернулась калачиком на кровати, сжимая телефон в руках. Очень хотелось, чтобы Ромка зашел на ее страничку под ее паролем, увидел эту переписку и позвонил ей. Вот только время шло, а звонков все не было. В ее пустом мире вообще ничего не было.

Весь следующий день Лялька не заходила в соцсети, не признаваясь даже самой себе, что просто боится. Идея переписки уже не выглядела хитрым ходом, и от одной мысли о ней к горлу подкатывала тошнота. Ромка не писал, Ромка не звонил, Ромка о ней совсем не вспоминал.

Уроки в онлайн-школе тянулись бесконечно: головная боль, начавшаяся еще вчера, так и не прошла до конца… А Ромка все не звонил.

Лялька решила подождать до шести и, если он так и не очнется, позвонить ему сама. Лежа на кровати с планшетом и слушая вполуха препода по физике, она таращилась в потолок, умирая от того, как медленно тянется время. Тамара Михайловна, решившая, что Лялька заболела, раз двадцать к ней заглядывала. Предлагала поесть, выпить чаю, прогуляться… Лялька неплохо к ней относилась, но такая забота — фальшивая, за деньги — бесила неимоверно. Какое ей дело до того, заморит Лялька себя голодом или нет? Места она все равно не потеряет. Должен же кто-то будет кормить Сергея и Димку. На очередное предложение поесть она сдалась, но не потому, что проголодалась, а чтобы от нее наконец отстали.

Спустившись на кухню, она съела бульон и салат и, при­хватив кофе, собралась было к себе, но заглянувшая на запах кофе Тамара Михайловна до противного ласково ска­зала:

— Леночка, доктора пока запретили кофе.

Лялька вцепилась в чашку. Ей было плевать, что от кофе наверняка усилится головная боль. Ей было на все плевать. Какого черта они относятся к ней как к недееспособной? Какого черта ее во всем ограничили и все ей запретили?

— Леночка, — Тамара Михайловна подошла к ней и протянула руку за чашкой, — будь умницей.

«А я не хочу быть умницей!» — хотелось заорать Ляльке, но она лишь качнула головой и попыталась обойти домработницу.

— Леночка, Сергей оставил мне четкие указания. Кофе тебе пока нельзя. Если мы не справимся с режимом дома, то тебе придется поехать в клинику и побыть там до полного восстановления.

— До какого восстановления? — едва слышно уточнила Лялька, потому что о клинике слышала впервые.

По некрасивому лицу Тамары Михайловны пробежала тень. Она суетливо поправила прядь волос и улыбнулась:

— Пока головные боли не пройдут до конца и…

Лялька с размаху швырнула кружку в стену, та раскололась на три большие части, а горячий кофе выплеснулся на белые обои. Оттолкнув домработницу, Лялька бросилась вверх по лестнице. В ушах звенело, а в голове билась мысль, что Тамара Михайловна могла быть сообщницей Андрея. Допрашивала ли ее полиция? Нужно сказать Сергею. Нужно… Забежав к себе в комнату и захлопнув дверь, Лялька прижалась к ней спиной и съехала на пол. А если Сергей и так в курсе? Если они все заодно? Все против нее и Димки из-за этих проклятых денег! Зажав рот ладонью, Лялька разрыдалась. Где Димка? Он был наивным придурком, но он бы убил любого за Ляльку. Это она точно знала. И Ромка… наверное.

Ползком добравшись до кровати, Лялька вытащила из-под подушки телефон. Ромка не звонил и не писал.

Дрожащими руками она отыскала его номер и нажала на вызов.

Четыре бесконечных гудка ничего не происходило, а потом в трубке раздалось до боли знакомое «алло». Так говорил только Ромка. Это звучало не по-русски и в то же время не по-английски.

— Рома, — попыталась сказать Лялька, но вместо этого поперхнулась воздухом и закашлялась.

— Ляль?

В этом коротком «Ляль» прозвучало такое волнение, что у Ляльки отлегло от сердца. К черту Рябинину. Всех к черту!

— Привет, — выдохнула она в трубку.

— Привет, — испуганным эхом повторил Ромка и замолчал.

Лялька тоже молчала, потому что на самом деле не хотела его пугать. Не хотела слышать, как срывается его голос. Она хотела слышать его улыбку, видеть его улыбку, знать о ней. У него была самая красивая в мире улыбка.

— Все хорошо? — наконец подал голос Ромка.

— Ты занят? — спросила она.

— Немного. Мы с Димкой на практике в офисе.

— А-а, Сергей говорил что-то такое, — протянула Лялька и побоялась уточнить, с ними ли Рябинина. — Ну и как там? Вздернут на рею за двухминутный разговор?

— Ты там «Пиратов», что ли, смотришь? — рассмеялся Ромка.

— На чем? У меня комп забрали, а на телефоне и планшете почти все обрубили.

— Ляль, тебе нужно выздороветь до конца.

— Так, стоп. Ты что-то знаешь о намерении запереть меня в психушку? — зло спросила она.

— Хей! Вдох-выдох. При чем здесь психушка?

Кажется, он говорил вполне искренне.

— Рома, ответь честно, ты считаешь меня ненормальной?