Хуже уже вряд ли будет. Даже у неуклюжести Романа есть предел. Маша вошла следом, но Ирина Петровна молча взяла ее за плечи и выставила из кухни. Романа дико бесило, когда кто-то обижал Машу, но сейчас он решил промолчать.

— Итак, — Ирина Петровна указала ему на табуретку, присела напротив и смерила его взглядом.

— Итак? — эхом повторил Роман и, опустившись на указанное место, положил на край стола сцепленные кисти.

Ирина Петровна прищурилась. Хотя он не собирался ее злить, у него непроизвольно вырвалось. Просто от волнения.

— Если верить вашему личному делу в университете и тому факту, что у вас есть права, вы вполне совершеннолетний, — произнесла Ирина Петровна тем тоном, которым говорила с особо тупыми учениками. Ну, и с ним.

— Вполне, — подтвердил Роман, не понимая, к чему ведется этот разговор.

— В таком случае почему ваш отец звонит мне и просит не обижать его деточку?

Кровь бросилась Роману в лицо. Черт. Он не просил так. Он… впрочем, просил. Идиот!

— Извините, — пробормотал Роман, опустив взгляд к своим рукам и до боли стиснув пальцы. — Больше этого не повторится.

— Нет, я даже в чем-то вас понимаю, Роман. Вероятно, вы привыкли, что с детства все вопросы по щелчку пальцев решаются папочкой. Думаю, вы в курсе истории из нашей с вашим отцом молодости.

Ирина Петровна говорила спокойно, но было в ее голосе что-то такое, отчего Роман боялся поднять взгляд. Ему было стыдно. Теперь уже не только за себя, но и за отца, который бросил беременную от него девушку.

— Извините, — повторил он.

— Не извиню, Роман. До вашего появления Машка даже не думала ни о чем, кроме учебы. Это вы можете себе позволить пропускать занятия, брать академы... Один звонок вашего отца — и все улажено.

Это было несправедливо, потому что Роман не пропускал занятий, не брал академического отпуска. Он учился. На самом деле. Потому что по-другому не умел. И отец, что бы там ни думала Ирина Петровна, отнюдь не потакал ему во всем.

— Когда вашему отцу пришла в голову идиотская мысль, что Маша может быть его дочерью, он ведь первым делом предложил выбросить ее из университета.

Роман потрясенно вскинул голову.

— А вы не знали? Он сказал, что вам и так сложно в новой стране в русскоговорящем окружении, а Маша ничего, потерпит, он же, в свою очередь, компенсирует все расходы.

— Я не…

— Я понимаю, что глупо ждать ответственности и самостоятельности от мальчика, выросшего в семье у другого мальчика, поэтому, как вы успели заметить, я против вашего общения с Машей. Но, увы, моя дочь влюблена.

После этих слов, кажется, вся кровь в организме Романа прилила к лицу и ушам.

— Я… — снова начал он, но Ирина Петровна опять его перебила:

— Я не жду от вас ответных признаний, но мне казалось, вам не чужда порядочность. Поэтому я прошу вас не дурить моей дочери голову. Девочки и мальчики в восемнадцать смотрят в разных направлениях. Поверьте, я знаю, о чем говорю.

— Я люблю Машу, — выпалил Роман то, чего еще ни разу не произносил вслух.

— Правда? — голос Ирины Петровны прозвучал холодно.

Роман поднял голову и выдержал ее уничижающий взгляд.

— Да, — твердо ответил он.

— А что такое любовь для вас, Роман?

— Я хочу, чтобы у Маши все было хорошо. Хочу о ней заботиться, быть рядом.

— Спать с ней.

— Простите? — Роман, поперхнувшись воздухом, закашлялся.

— А разве нет? — Ирина Петровна смотрела на него так, будто они говорили о погоде.

Роман прокашлялся и порадовался тому, что краснеть больше уже было просто некуда. Он понятия не имел, сказала ли Маша маме о том, насколько далеко зашли их отношения. Черт, а если это просто проверка?

Он вдохнул полную грудь воздуха, медленно выдохнул.

— Ирина Петровна, я не буду обсуждать это с вами. Извините.

— По-вашему, жизнь моей дочери меня не касается?

— Машина жизнь касается, конечно. Моя — нет.

Роман посмотрел в глаза Ирине Петровне, и та неожиданно улыбнулась.

— Ох, как жаль, что Машка сейчас этого не слышит. То есть вы сами по себе, она сама по себе? Отлично. Что и требовалось доказать, — Ирина Петровна встала и указала ему на дверь. — Больше не задерживаю.

Роман тоже поднялся и засунул руки в карманы.

— Нет, мы не сами по себе. Мы вместе. Просто я не хочу обсуждать вопросы, которые отказалась обсуждать Маша. Она ведь отказалась?

— А вы подлец, Роман. Вы в курсе?

Отчего-то услышать это было обидно. Наверное, потому, что раньше Ирина Петровна не позволяла себе прямых оскорблений.

— Почему?

— Маша — наивный ребенок. Она пацанов-то близко не видела, кроме Волкова. Но вот тот оказался порядочным. Не пользовался ни смазливой мордой, ни папиными деньгами.

Роман сжал челюсти. Сейчас уже было не просто обидно.

— Вы ошибаетесь, — четко произнес он.

— Я бы многое отдала за то, чтобы ошибиться, Роман, но я вижу, что происходит с Машкой. И я не вчера родилась: вы не из тех, кто будет просто держаться с девочкой за ручки.

Крыть было нечем, потому что как раз в прошлое воскресенье Маша провела в его квартире весь день, неожиданно решив, что готова к тому, чтобы «все было по-взрослому». Романа тогда рассмешила эта формулировка. Но Маша была такой храброй и напуганной одновременно, что смеяться он не стал. Он ведь любил ее так, что даже дышать рядом с ней нормально не всегда получалось. И после случившегося он будто на крыльях летал и смотрел теперь на Машу совсем иначе. Но оказалось, что это все можно убить вот такими словами.

— Я люблю Машу, — упрямо повторил он, потому что ничего другого сказать сейчас просто не мог.

— Главное, не забудьте об этом, когда соберетесь возвращаться в свой Лондон. Впрочем, вы хотя бы через неделю об этом не забудьте, — язвительно закончила Ирина Петровна и вышла из кухни.

Роман вышел следом и наткнулся на виноватый взгляд поджидавшей в прихожей Маши. Он подошел к ней и крепко обнял, наплевав на то, что это может увидеть Ирина Петровна.

— Я тебя люблю, — прошептал он ей на ухо.

— Ого! Разговоры с моей мамой, оказывается, идут тебе на пользу.

Роман нервно рассмеялся, а Маша чмокнула его в подбородок и прошептала:

— Я приеду к тебе завтра.

— Если тебя не запрут дома.

— Я сделаю веревку из простыней и сбегу, — рассмеялась она и добавила: — Спасибо, что ты не сердишься.

Он зажмурился и снова чмокнул ее в макушку. Плевать на них на всех. Главное, что они с Машей друг друга любят.

— Волкову позвони, — напомнила Маша перед тем, как закрыть за ним дверь, и Роман едва не застонал.

Легко было сказать. Всю дорогу до дома Роман собирался с духом, чтобы набрать номер Волкова. Несколько раз протягивал руку к телефону, но каждый раз передумывал. Волков был главной константой всей этой истории. Волков был тем, перед кем было особенно стыдно.

Добравшись до дома, Роман не стал включать свет в пустой студии. Аккуратно повесил куртку на вешалку, снял ботинки. Из панорамного окна открывался шикарный вид на высотку университета и ночную Москву. Сверху город был похож на подсвеченный механизм, в котором шестеренки не останавливались ни на минуту. Роман забрался на подоконник, прислонился спиной к откосу, держа в руках телефон, и посмотрел на стандартные обои на заставке. Он хотел установить Машино фото на главный экран, но из-за Димки не стал.

Волков взял трубку после второго гудка.

— Чё-то ты медленно ездишь, — сказал он вместо приветствия.

Роман усмехнулся и посмотрел на свое отражение в оконном стекле. Отражение выглядело немного испуганным.

— Разговаривал с Ириной Петровной.

Волков тоже усмехнулся, но комментировать не стал. Вместо этого сказал:

— Тебе там Лялька пароли должна была выслать.

— Сейчас проверю.

Включив громкую связь, Роман открыл мессенджер.

— Есть.

— Хорошо, — сказал Димка и снова замолчал.

Роман вслушивался в его дыхание, и его