(В. И. Гурко)

Революционеры-народники и их наследники, эсеры, на общину чуть ли не молились, считая её зародышем будущего социалистического общества. Но консерваторы… тоже считали общину положительным явлением, так как полагали – именно в ней группируются истинно русские люди, преданные монархии и не испорченные разными там идеями. В том-то и смысл политики недопущения в крестьянскую среду никаких людей и идей «со стороны».

А вот с точки зрения реформаторов дело обстояло иначе.

«Искусственное отгораживание крестьян на местах их постоянного жительства от других элементов сельской жизни в порядке общественного управления отнюдь не препятствовало ни распространению в их среде, ни восприятию ими революционной пропаганды, но зато препятствовало их объединению в общем деле с представителями культурных сословий, единению, безусловно благотворному, чему наглядным примером и доказательством служила совместная работа землевладельческого элемента с крестьянским в уездных земских собраниях».

(В. И. Гурко)

Как мы увидим дальше, в данном вопросе Гурко был полностью прав. Революционные идеи проникали в общину без помех. А вот то, что «баре» их за людей не считают, – крестьяне прекрасно чувствовали. Вот ещё одна цитата:

«Часть крайних правых создала себе из земельной общины не меньший фетиш, нежели она представляла для определенно революционных народнических течений, хотя, разумеется, на иных основаниях, точно так же часть социалистически настроенной интеллигенции отстаивала особый сословный крестьянский суд и крестьянское обособленное сословное самоуправление с не меньшим пылом, нежели большинство ультраконсерваторов».

(В. И Гурко)

Однако Гурко, убежденный противник общины, не хотел видеть и другой стороны проблемы.

«Разрушение общины в качестве землеустроительной и податной единицы, кроме того, ставило под угрозу и ее функцию как административного органа. Вся система волостного крестьянского самоуправления в этом случае повисала в воздухе, а с ней и вся система губернского и уездного крестьянского управления.

Помимо необходимости заново создавать всю систему административного управления в стране, при этом возникла бы и необходимость реформы налоговой системы, поскольку существенно сузилась бы налогооблагаемая база – население деревни. Вместе с тем, общая неурегулированность земельных отношений, размах и разнообразие форм крестьянской аренды, стихийность поземельных отношений в целом при господстве договорного характера сделок и распространенности внеэкономических полукабальных форм расчетов делала невозможной перспективу превращения нового крестьянства в надежный объект налогообложения».

(С. Н. Никольский)

Но давайте посмотрим, как «сельское общество» функционировало.

О правовом положении я уже говорил. Земля находилась в коллективной собственности, отчуждению не подлежала. Для того чтобы, допустим, продать общинные земли, требовалось согласие 2/3 общинников. В реальности преодолеть общинное «квалифицированное большинство» в этом вопросе было практически невозможно.

Все внутренние дела решались сельским сходом. Причем как правило, неженатым на мирском сходе голоса не было. Речь тут идет не о голосовании, а о возможности выступить и донести свою позицию. Холостого просто слушать не стали бы. Причем это была традиция, а не требование законодательства. Сельское общество выбирало местное начальство. Главным был староста. Он имел административную власть в деревне не только над членами общины, но и над всеми, кто там проживал. За исключением… Правильно – дворян, лиц духовного звания и так называемых «почетных граждан»[13].

Кроме того, сельский сход выбирал сотских – местных полицейских, которые содержались за счет «мира». Община имела право принимать новых членов в свои ряды – или исключить кого-то. Сход же распределял по хозяйствам размер разных выплат. Кроме того, сельский сход имел право ходатайствовать перед властями о высылке того или другого жителя – например, ведущего антисоциальный образ жизни.

Первоначально со стороны начальства общину контролировал специальный орган – уездное по крестьянским делам присутствие. Однако в 1889 году этот орган был заменен институтом земских начальников. Они имели гораздо больше прав вмешиваться во внутренние дела общины. Это было связано с общей политикой Александра III по укреплению «вертикали власти». Так, земский начальник в числе прочего играл для крестьян ту же роль, что для других сословий – мировой судья. То есть тот, кто разбирал различные некрупные дела. Но не только. Прав у земского начальника было много.

«Закон 1889 г. подчинял все крестьянское самоуправление, введенное в 1861 г., земскому начальнику, каковым мог быть только потомственный дворянин – по назначению министра внутренних дел. Все гражданские права и самая личность крестьянина были отданы на произвол земского начальника. Он утверждал и смещал должностных лиц крестьянской администрации, мог штрафовать и арестовывать без объяснения причин отдельных крестьян и даже целые сходы, чинить расправу над ними (например, выпороть любое должностное лицо из крестьян – волостного старшину, сельского старосту, членов волостного суда)».

(Н. Троицкий, историк)

Земские начальники оставили о себе очень дурную славу. На эту должность обычно шли те, кого в другие места не брали.

Крестьяне Тонкинской волости Варнавинского уезда Костромской губернии писали в ноябре 1905 года:

«Волостное правление служит не нам, а мы принуждены служить ему; когда мы вздумали заявить о нашей нужде нашей земской управе, о том, что кругом нас лишь надувают и обирают, что на обсеменение нам дали почти наполовину семян невсхожих, что нам грозит и на будущий год неурожай, что становые да урядники за подати и штрафы готовы последний кусок у полуголодных ребятишек наших изо рта вырвать, – так что с нами хотят сделать земский начальник с волостным правлением? Он приказал арестовать нашего уполномоченного собирать подати, он обещал засадить в холодную всех, подписавших эту бумагу! Это что значит? Это значит, что у нас, у холодных и голодных, у темных вырывают кусок хлеба и в то же время не дают никакой возможности никому голоса своего подать. Это значит, что нас сознательно толкают в могилу от голодной смерти, а мы слова не моги сказать против этого!»

В наказе во II Госдуму крестьян села Дианова Макарьевского уезда Нижегородской губернии сказано:

«Упразднить такие ненужные учреждения, как земские начальники, производящие суд и расправу яко в крепости и в своих имениях и по своему усмотрению. Уничтожить совсем целые полки полицейских стражников, урядников, жандармов и приставов, и тогда сами собой уменьшатся земские расходы, выдаваемые этим дармоедам, и тогда прекратятся налоги, собираемые с труженика крестьянина»