Я смотрела, как Ксения доставала тарелки. Тончайший фарфор, расписанный изящным узором из цветов и листьев. Наверняка антиквариат. Женщина перехватила мой взгляд.

— Люблю старинный фарфор. Особенно японский.

Я улыбнулась, удивительно, сколько общего у меня с этим, в общем-то, чужим человеком. Она поставила на стол посуду и повернулась ко мне.

— Я оставлю вас… Принесу ее, любезную. Я мигом.

И Ксения выскользнула из комнаты. Пока я усаживалась поудобней, она вошла, толкая перед собой небольшой столик-каталку. В центре него возвышалось старинное блюдо, на котором и находилась виновница сегодняшней посиделки. Ее даже не нужно было пробовать, поскольку рыба буквально кричала о том, что она неимоверно хороша, а главное, вкусна. Рядом с ней на тарелке лежали малюсенькие кусочки хлеба, обжаренные до золотистой корочки, с ними соседствовали нарезанные овощи, и завершал этот натюрморт маленький запотевший графинчик с водкой. Ксения принялась расставлять эти яства. А я с удовольствием наблюдала за тем, как ловко у нее все получается.

— Что ж вы не пробуете? — спросила Ксения, после того как положила мне на тарелку огромный кусок рыбы.

— Сейчас. А вообще-то она так живописно выглядит, что даже рука не поднимается отправить в рот.

— Знаете, а давайте рыбу под водочку? Ведь нам же нужно отметить и встречу, и наше знакомство, которое, надеюсь, со временем перерастет в приятельство.

Мы чокнулись и с воодушевлением принялись за еду. Но все это время меня не отпускало ощущение, что Ксения пристально за мной наблюдает. И точно прочитав мои мысли, она спросила.

— Лера, вы расстроены так из-за увольнения?

— Не только.

— Может быть, расскажете? Иногда это помогает. На душе становится легче…

Я задумалась. Мне очень хотелось выговориться. Рассказать о том, что произошло на студии, о разрыве с Максом. Но к своему удивлению, я обнаружила, что все-все-все — мне рассказать некому. Так уж сложилось. У меня ни с кем не было настолько доверительных отношений, чтобы я могла вот так, запросто, говорить о самом сокровенном. Слишком долго я жила в какой-то раковине, которая автоматически закрывалась от чрезмерного внимания. Меня давно стали воспринимать как человека закрытого, и, как правило, не находилось никого, горящего желанием перейти черту и сократить дистанцию. Но сейчас, видимо, настало время самой разрушить барьер. Я взяла сигарету, закурила и стала рассказывать.

Ксения очень внимательно слушала. Когда же я закончила, то увидела, что она смотрит на меня с нежностью.

— Лера, я думаю, ваши друзья правы. Вам обязательно нужно отдохнуть.

— Да… — машинально ответила я. — Но… я не могу простить себе, что влюбилась в Макса. А что еще хуже, мне его очень не хватает. Я скучаю и… если бы он появился, то простила бы ему все. И опять согласилась бы на то немногое, что он может мне дать.

— Он ничего не может дать. Хотя бы потому, что привык только брать. Да и полюбили вы не его.

— Вот как! А кого же?

— Копию своего отца. Макс ведь чем-то напоминает его?

— Да… Что есть, то есть. Жесты, манера поворачивать голову, улыбаться. У них похожая улыбка. А еще глаза… У Макса такие ярко-зеленые глаза, в них точно чертики прыгают.

— Ваш отец был по-настоящему талантливым человеком.

— Вы так говорите, будто знали его.

— О… совсем чуть-чуть. Мы несколько раз встречались в компаниях, на выставках. Но этого было достаточно, чтобы у меня сложилось мнение о нем. Он действительно был незаурядной личностью, и именно это делало его картины такими необычными.

Я смотрела на Ксению и блаженно улыбалась. А она тем временем продолжала.

— Простите меня, но Макс — это пустышка. Красивый фантик, яркая вывеска, за которой ничего нет. Рано или поздно вы бы это сами поняли. Так что… жалеть особенно не о чем. Скажите ему спасибо, вы ведь хорошо провели время, и… отпустите его.

Она замолчала, а я сидела, стиснув руки, не в силах справиться с самыми противоположными чувствами, нахлынувшими на меня. Здесь была и злость на себя, на пустом месте придумавшую героя, а затем влюбившуюся в него. Получилось почти как в дурацкой песне: «Я тебя слепила из того, что было, а потом, что было, то и полюбила». И все возрастающая симпатия к Ксении, благодарность за то, с какой теплотой и деликатностью она отнеслась ко мне.

— Вы уже решили, куда поедете отдыхать? — перевела разговор Ксения.

— Пока нет. Но вы правы, уже пора что-то решать.

— Но есть хотя бы наметки?

— Одно я знаю точно, я хочу уехать за город.

— Вам нравится Выборг?

— Я была там всего несколько раз, и то в детстве. Практически не помню этот город. Кажется, там есть замок, он очень древний.

— Средневековый.

Мы улыбнулись друг другу.

— Лера… я хочу вам предложить пожить в моем доме под Выборгом. Дом — это, конечно, громко сказано… Подождите, не отказывайтесь, выслушайте меня! Вы принесли мне удачу. После нашего интервью мне предложили роль в двенадцатисерийном проекте. Большую роль. И интересную. Роль отъявленной стервы. Там есть что играть, да и сама идея фильма мне нравится. Через неделю начинаются съемки.

— Поздравляю! Я очень рада за вас.

— А уж я-то как рада… Это здорово поправит мою финансовую ситуацию. Но давайте вернемся к нашему разговору. Я хочу хоть как-то отблагодарить вас. Поэтому и прошу погостить в моем доме столько, сколько вы сами сочтете нужным. Места там замечательные, да и мне будет спокойней.

— Ксения, спасибо, но я не могу… я, право, не знаю, но…

Мне было крайне неловко. С чего это вдруг на нее напал приступ благотворительности? Почему она предлагает мне, практически незнакомому человеку, которого она видела всего несколько раз в жизни, не только стол и кров, но еще и проживание чуть ли не в святая святых — собственном доме? Это совсем не укладывалось у меня в голове, и я ждала разъяснений Ксении.

— Я ведь уже сказала — вы принесли мне удачу. Без вашей программы мне бы не сделали это предложение. А потом… — Ксения задумалась.

— Что? — спросила я.

— Дом не может стоять пустым. В нем должны быть люди. Я в последнее время редко там бываю. Прошу вас. Не отказывайтесь.

Она так проникновенно на меня смотрела, что у меня язык не повернулся сказать «нет». Хотя я так до конца и не поняла, зачем Ксении заниматься благотворительностью. И чтобы не расстраивать радушную хозяйку, я выдавила из себя, что подумаю. Но внутренне я уже знала, что соглашусь.

Мы с Ксенией стояли возле старинного дома, отгороженного от внешнего мира изящным резным забором, который и сам по себе вполне мог претендовать на звание произведения искусства. Это здание вот уже несколько дней волновало мое воображение, и невольно передо мной всплывали картины, рисующие нечто таинственное, связанное с обитателями дома. Но самое главное, то, из-за чего я каждый вечер приходила к этому дому с Ксенией, лежало в области ирреального. Этот дом был как две капли воды похож на дом из моего сна. Те же колонны, те же две башенки, украшающие с двух сторон крышу, та же необычная смесь готического и колониального стиля. Видимо, его хозяин видел нечто подобное в иных странах и воплотил это в чертежах усадьбы. Но больше всего мне нравилась старинная ручка в форме головы льва, с кольцом, торчащим из его пасти. Я не могла отвести глаз от усадьбы.