– Если будешь себя хорошо вести, я тебя сам туда лично свожу, в это место. Когда все это кончится, конечно. Тебе понравится там, обещаю!

Теперь уже бесилась я.

– Ты всех девушек водишь туда? – полюбопытствовала я.

– Только очень плохих, – заверил меня Андре ледяным голосом. – Интересно, что ты вспомнила об этом. Я бы еще поболтал с тобой, дорогая, но мне нужно заниматься делами. Искать поджигателя.

– Поджигательницу! – уточнила я многозначительно, и вдруг меня осенило. – Послушай, Андре, а ведь я знаю, кто была та женщина!

– Что ты знаешь? – Андре опустился на край стола. Эта фраза потрясла его. А я только поражалась, что это не пришло мне в голову раньше. Как странно! Да, по-настоящему странно. Меня сбила с толку эта паранджа. Вернее, никаб.

– Это может быть брошенная тобой любовница, – отчеканила я, с интересом разглядывая всю гамму эмоций на лице Андре – от возмущения до легкого, плохо скрываемого смущения. Мне вдруг стало холодно, я захотела домой. – У тебя же были любовницы до меня, это очевидно. Возможно, кто-то был даже параллельно со мной.

– Нет, Даша, так не пойдет. Ты так напридумываешь неизвестно что.

– Только не говори, что встретил меня девственником, – я расхохоталась куда громче, чем это было уместно. Мне снова захотелось чего-нибудь выпить. Основной целью моей жизни в Париже в эти дни было забыться, уползти в химическое беспамятство, отключиться от реальности в абсурдной надежде, что все изменится по возвращении. Так недолго и до беды. Впрочем, эту черту мы уже давно миновали.

– Я такого никогда не говорил. И все же… у меня никого не было, когда я встретил тебя. Чего не сказать о тебе, дорогая, – бросил он как пощечину.

– Тут ты прав. Я женщина с историей. Бессовестная, наверное. Встречалась с тобой, при живом-то парне! – я взмахнула рукой и отвернулась к окну. – Я думала, это сойдет мне с рук, честно. Один раз, всего один раз я сошла с ума. Каждый может, разве нет? Но не каждого за это пытаются заживо спалить! То, что у тебя, Андре, темное прошлое, я приняла как данность. Но сейчас меня не покидает ощущение темного настоящего.

Андре в три шага пересек номер, отбросив в сторону мешавшее ему кресло, развернул меня к себе и посмотрел прямо в глаза. Так, наверное, смотрели инквизиторы на своих жертв. – Считаешь, что корень всех зол во мне?

– Во всяком случае, я думаю, что, не стоит исключать такой вероятности, – произнесла я тихо. – Что, если следили не за мной?

Я сама не подозревала, насколько окажусь права в этой своей случайной догадке, высказанной больше, чтобы досадить моему любовнику за то, что он оставлял меня в одиночестве. В ответ Андре сильно сжал мои плечи, а затем резко выпустил меня и ушел, хлопнув дверью. После его ухода по комнате пронесся легкий ветерок, и я поежилась, снова цепляя краем ауры это иррациональное чувство надвигающейся катастрофы. Однако катастрофа уже зародилась как торнадо или ураган.

Оставшись в одиночестве, я зависла, будто программа, в окне которой в скобочках значится «Не отвечает». Мысли зарождались и умирали на полпути к воплощению, я не хотела пить, не хотела есть, не хотела смотреть телевизор, но также ленилась подойти и выключить поставленную на беззвучный режим программу новостей. Взгляд невольно перескакивал с объекта на объект. Телевидение производит отупляющий эффект, его зритель теряет волю, перемещая внимание в соответствии с замыслом оператора: разглядывает крупные планы, переходит на общие – в том порядке, в котором эти сцены появляются перед ним. В конце концов, меня взбесило то, что я в самых детализированных подробностях рассматриваю какую-то аварию на загородном шоссе в Бельгии. Я отвернулась и посмотрела в окно. Передо мной стояла задача, как потратить целый день, не занимаясь ничем. Я устала от этого уже через час. Даже сон уплывал из рук, хоть я и устала, как тысяча чертей. Видимо, когда спать надо, это уже не так необходимо.

Я полистала журналы, в основном по дизайну, оставленные в номере явно для рекламных целей. Завсегдатаи таких отелей вполне могут натолкнуться на какой-нибудь особенный способ устроить быт, например, на систему сверхнового «умного дома», и тут же загореться отличной возможностью слить в унитаз (возможно, даже, в прямом смысле этого слова) бешенные деньги. На меня же эти рекламные страницы идеальной жизни навевали тоску.

Я позвонила в Москву. К моему удовольствию, гостиничные телефоны вполне позволяли воспользоваться услугами международной связи. Я была уверена, что стоило это как пароход, но мне было глубоко наплевать. Андре не оставил мне сотового телефона. Он, если уж на то пошло, не оставил мне ничего, кроме халата и гостевой карты отеля. Досадная оплошность. После того, как я обнаружила, что гостевая карта так же является и кредитной, во всяком случае в отеле, мой день сразу задался.

– Шура! – кричала я, наматывая на палец крученый телефонный шнур. Я сто лет уже не звонила по приборам, к которым были приделаны шнуры. Устаревшая техника шипела и плевалась звуками прямо в ухо, но я не жаловалась. – Меня слышно? Как вы там? Как у вас дела? Как мама?

– Маму сегодня будут обследовать, Даша. Слышишь? Будут делать комплексное МРТ. Тут отличные доктора, Дашенька, в этом центре. Я и не знала, что у нас в Москве есть такие клиники. Ты уверена, что все это покроется страховкой? Честно говоря, я не понимаю, как это работает, но у твоей мамы отдельная палата, и все кругом такие, знаешь… отзывчивые. Как в Советском Союзе. Все же и у нас есть медицина, да? – гордо воскликнула Шура, и интонации знакомого голоса вдруг заставили меня расплакаться. Я не смогла ответить на ее вопрос: «Когда ты приедешь?», и тем самым только еще больше напугала ее.

– Я просто очень соскучилась и переживаю. Я… мне должны сделать документы со дня на день, – соврала я, и Шура, конечно, поверила. Еще бы, как можно было предположить, что я сижу в фешенебельном французском отеле, в местном махровом халате, утратившая всякий контроль над своей жизнью. Французский плен – я решила, что пора покончить с ним. Проговорив с Шурочкой чуть ли не целый час, я заказала в номер бутылку вина – одиночество стало особенно острым, когда меня снова окружила тишина. Вакуум требовал немедленных действий. Бутылка вина – это был мой «ответ Чемберлену».

* * *

Я ждала Андре с минуты на минуту, но он все не приходил. Бутылка красного уже закончилась, и бежевые стены номера стали давить, словно пресс, под которым я чувствовала себя алюминиевой банкой, брошенной в переработку. Я хотела было набрать номер Андре, но память сыграла злую шутку. Уже сидя на кровати с проводом и трубкой в руках, я поняла, что не помню номера. Я помню, как вбивала цифры в мой старый телефон. Помню, как боялась, что мама увидит и спросит, почему у меня куча принятых и непринятых звонков от Мистера Х или от Доктора Клиника – рабочий номер Андре. Мама заподозрила бы, что я обсуждаю вопросы ее здоровья, пластическую операцию, к примеру, или ее анализы. Ей бы и в голову не пришло, что Андре позвонил мне, чтобы попросить, точнее приказать, снять белье.