– Ну хорошо, на людях пресмыкайся передо мной как хочешь, – вздохнула леди Мелфорд. – А наедине давай без условностей. Я хочу стать тебе подругой, Агнесс.

– Да разве я гожусь вам в подруги?

Если раньше миледи бросала ей благодеяния по монетке, то теперь швырнула целый мешок золота. И он оттягивал руки.

– Ты сразу мне приглянулась.

– Когда сидела в луже? Мой вид, наверное, доброго самаритянина отпугнул бы.

– Именно тогда. Я вспомнила, каково это – корчиться на земле, без сил от страха, и думать, что мир вот-вот рухнет, и что же мне тогда делать?

Лавиния чуть отвернулась. Черные тени мазнули ее по лицу, замешкавшись в уголках глаз и рта, прочертив тонкие, едва заметные морщинки на лбу. Даже ее вечный спутник – аромат жасмина – сделался вдруг неуместным, как в церкви. Что же с ней произошло? Кто ее обидел? Но о таких вещах не спрашивают. Особенно тех, кто настолько выше на сословной лестнице, что шею сломаешь, пытаясь их разглядеть.

– Но ведь мир не рухнул?

– Куда он денется? Как стоял, так и стоит. Только от этого едва ли легче.

Но едва лишь Агнесс протянула к ней руку, как баронесса выпрямилась и улыбнулась невозмутимо:

– Я тебя совсем утомила. Покойной ночи, Агнесс, и укутайся потеплее. У нас даже летом бывают сквозняки.

– Хорошо. Покойной ночи, Лавиния, – шепнула гостья, забираясь на облако перины.

Как только за миледи затворилась дверь, Агнесс сбегала к сундучку, вытащила «Книгу общей молитвы» и угрожающе ею потрясла:

– Сквозняки, да? Сквозняки? Гадкий вы злой старикашка! Только суньтесь сюда, и вот честное слово, я вас изгоню! И не посмотрю, что вы хозяин дома! И ее оставьте в покое! Как же вам не совестно?

Угроза возымела действие, и всю ночь никто Агнесс не тревожил.

К великому облегчению мисс Тревельян, завтракать в столовую ее не позвали. Утром Грейс принесла кофе, тосты и розетку с померанцевым вареньем, которое сильно горчило. Светские люди завтракают скромно. Платье успели не только выстирать и высушить за ночь, но тщательно выгладить, а нижние юбки накрахмалить. Все белье благоухало жасмином. Даже нитяные перчатки, с которыми их владелица уже успела попрощаться, сияли белизной.

Не проронив ни слова, камеристка помогла Агнесс одеться и лишь уточнила, какую барышня желает прическу. Обычно Агнесс гладко зачесывала волосы и убирала в пучок на затылке, а несколько прядей выпускала перед ушами, чтобы красиво обрамляли лицо. Но гулять так гулять! Камеристка нагрела щипцы и завила ей букли, смачивая их сахарной водой.

Леди Мелфорд проводила утро за конторкой в синей гостиной.

– Доброе утро, Агнесс. Что ты думаешь о Бате? – спросила баронесса, не отрываясь от письма.

– Там когда-то жили римляне, а потом мисс Остин, – ответила девушка.

Литература давалась ей лучше, чем история.

– Верно, отец Джейн Остин поселился в Бате, отойдя от дел. И мои родители тоже. Молодежь кутит в Брайтоне, старики греют косточки в Бате. Но со стариками безопаснее, чем с молодыми джентльменами, – раздумчиво проговорила миледи. – Ну как, Агнесс, хочется тебе жить в городе любимой писательницы?

– В Бате? Еще как! Но…

Леди Мелфорд встала и быстро подошла к гостье – та все еще топталась у порога.

– Никаких но! Тотчас же напишу маме. Ей как раз требуется компаньонка – читать вслух, сопровождать ее в бани, минеральную воду за компанию потягивать. Она с радостью тебя примет, особенно после моей рекомендации. А через мою маму ты попадешь в хорошее общество.

– Вы правда ей напишете? – всплеснула руками Агнесс. – Вряд ли дядюшка воспротивится…

– А зачем ему вообще знать? Поедешь в Бат прямо отсюда в моей карете.

– Нет, сначала мне надо заехать в пасторат, – заупрямилась мисс Тревельян. – Отдать дяде долг благодарности. А потом…

Леди Мелфорд поскучнела.

– Не будет никакого «потом». Едва ли мы с тобой еще увидимся.

– Почему же?

Лавиния пожала плечами и направилась к дивану, Агнесс же последовала за ней, словно пришитая к ее платью из лавандового шелка.

Походя она заметила, что диван покоится не на ножках, а на бронзовых сиренах. Отливший их мастер очень внимательно отнесся к анатомическим деталям. Присев, Агнесс прикрыла ту русалку, что поближе, краешком юбки. Столько обнаженной натуры она не видывала за всю свою жизнь! В пансионе девочки даже мылись в сорочках.

– Дело в том, мы с твоим дядей… как бы выразиться… не в ладах, – медленно начала миледи. – Я не хожу в его церковь… в церковь вообще. Но приходской налог плачу исправно, и десятину тоже… платила бы, если бы меня попросили. Что же касается церкви, то даже католичество мне ближе, чем это наследие оголтелых пуритан! Не пугайся, Агнесс, – смягчилась Лавиния, когда девушка подскочила на месте. – За такие разговоры на каторгу не сошлют, а писать на эту тему трактат я не собираюсь. Зато я помню, как на медовый месяц барон увез меня в Рим, и я побывала в соборе Святого Петра. Колонны света падали через отверстия в куполе, вокруг них, точно зыбкий плющ, вились струйки ладана – так прекрасно! А потом прогулка по провинции, руины языческих храмов, утопающие в зелени. Я все ждала, что произойдет что-нибудь волшебное.

– Так вы верите в волшебство?

Услышать бы «да», и тогда можно рассказать ей… Хотя бы намекнуть…

– Я? – усмехнулась Лавиния. – Конечно, не верю.

Агнесс умолкла и начала с преувеличенным вниманием любоваться гостиной. Взгляд скользил по обычному маршруту – позолоченная лепнина на потолке, зеркало над камином, безделушки на каминной полке, подпираемой двумя кариатидами без лоскутка одежды…

– Стало быть, едешь к дяде?

– Угу, – призналась совестливая мисс.

– Тогда забудь все то, что я тебе наговорила. У мистера Линдена от этих знаний тебе будет многая скорбь. Но пообещай – если тебе понадобится совет, я буду первой, к кому ты обратишься. Обещаешь?

– Конечно, ле… Лавиния.

И словно в награду за правильный ответ, баронесса протянула ей фероньерку. Опал впитал синеву обоев и казался еще холоднее.

– Возьми на память. Эта безделушка понравилась тебе вчера. Ты на нее во все глаза смотрела.

Агнесс отодвинулась подальше.

– Лучше не надо. Вы и так для меня столько всего сделали! И вообще, может, вам тоже не стоит ее носить? Опалы к слезам.

Усмехнувшись, леди Мелфорд опустила подарок в карман.

– Как тебе угодно, два раза предлагать не стану. Только ты ошибаешься, Агнесс. К слезам – жемчуг.

Кучер баронессы привез Агнесс в пасторат. Но остановился, не доезжая до пасторского дома.