Три недели они провели бок о бок, внушая друг другу, что их переход на сторону немцев — это не предательство, а прозрение. В качестве доводов Жиленков вспоминал всякие негативные моменты из своей партийной жизни, рассказывал сплетни о советских правителях, говорил, что сталинское руководство антинародное и против него надо бороться и что в этой борьбе каждый должен найти свое место.

Таврин безропотно внимал Жиленкову, внутренне признавая его превосходство над собой и как бы предчувствуя, что его дальнейшая судьба будет зависеть от этого человека.

В первых числах июля 1942 года Жиленков из Летцена внезапно исчез. Узнав о формировании немцами добровольческой бригады так называемой русской народной армии, он попросил об откомандировании его в эту бригаду.

Добровольческая бригада формировалась исключительно из антисоветских элементов. Командовал бригадой бывший полковник Красной Армии Боярский. Жиленков был назначен на должность начальника организационно-пропагандистского отдела.

Поначалу дела складывались не особенно благоприятно. Бригада не выполнила приказ командующего центрального фронта немцев фельдмаршала фон Клюге выступить в район Великих Лук для участия в боях против Красной Армии. За это Боярский и Жиленков были арестованы и приговорены к расстрелу. Но за Жиленкова поручился полковник генерального штаба Ронне, которому Жиленков дал клятву искупить свою вину перед немцами.

После этого он был откомандирован в Берлин, где встретился с бывшим командующим 2-й ударной армией Андреем Власовым, который занимался в то время организацией Комитета освобождения народов России — КОНРа. Вся практическая деятельность КОНРа направлялась и руководилась рейхсфюрером СС Гиммлером. Жиленков был включен в состав этого комитета и приступил к изданию антисоветской газеты "Доброволец", распространявшейся среди военнопленных, а также выступал с лекциями на курсах фашистских пропагандистов в Дабендорфе.

Спираль его карьеры на немецкой службе стала стремительно раскручиваться.

В 1943 он был послан в Псков для формирования так называемой гвардейской ударной бригады РОА (Русская освободительная армия) с целью последующего использования ее в качестве базы для подготовки террористов и диверсантов. Там же он составил план формирования гвардейской ударной бригады, в котором предусматривалась заброска в тыл Красной Армии террористов, шпионов и диверсантов для проведения антисоветской подрывной деятельности. Этот план был направлен в имперский отдел безопасности. После этого Жиленков командирован в Берлин; он написал докладную записку на имя Гиммлера, в которой доказывал необходимость передачи всех антисоветских формирований, находящихся в Германии, в распоряжение Власова и русского комитета.

13 июня 1944 года Жиленков с группой пропагандистов был направлен в район Львова в распоряжение доверенного офицера Гиммлера — полковника СС д’Алькена, который исполнял там должность начальника специальной пропагандистской бригады Гиммлера. Жиленкову была поставлена задача: организовать издание антисоветской газеты "За мир и свободу" и листовок, которые разбрасывались немцами с самолетов над расположением частей Красной Армии. Но командировка оказалась недолгой. Через две недели началось наступление войск Красной Армии, и Жиленков вернулся в Берлин. Перед этим он уговорил д’Алькена помочь Власову встретиться лично с Гиммлером, который до того Власова не принимал, обзывая его перебежавшей свиньей и дураком. При посредничестве д’Алькена 16 сентября 1944 года такая встреча состоялась.

Чуть позже Жиленков организовал встречу Власова и с Геббельсом, в которой и сам принял участие. Одним словом, он выслужился у немцев и был достаточно влиятельной фигурой.

Но вернемся к нашему герою.

В Летцене Таврин был определен в отдел пропаганды, где занимался разбором писем, захваченных немцами в полевых почтах Красной Армии. По указанию зондерфюрера он отбирал письма с фронта и на фронт, где содержались какие-либо фразы, подходящие для использования немцами в антисоветской пропаганде. Иногда в письмах имелись и денежные вложения…

Натуру не изменишь. Читатель, надеюсь, помнит о проигранных Тавриным в молодости 5000 рублях, откуда и пошли все его невзгоды. Вот и здесь Таврин, мягко говоря, утаил от надзирателей 130 рублей, поставил их на кон в карточной игре, был изобличен в шулерстве и избит партнерами. Избит жестоко.

От греха подальше немцы убрали его из Летцена, перевели в Хамельбургский лагерь, или, как он еще официально назывался, "Центральный офицерский лагерь для военнопленных 13 "Д". В этом лагере, в отличие от Летцена, бывшие генералы и полковники Красной Армии жили в отдельном доме, все же остальные ютились в бараках и несли трудовые повинности. Уже на третий день Таврин был определен в рабочую бригаду и направлен в лес на заготовку дров.

Военнопленные вкалывали на вырубке весь световой день, в лагерь возвращались поздно вечером, наспех поедали скудный ужин и обессиленные валились на нары. И так изо дня в день.

Таврину такая жизнь, естественно, была не по нутру. Он явился к коменданту лагеря и предъявил ему справку о добровольном переходе на сторону немцев.

Тот развел руками:

— Указаний на ваш счет, герр Таврин, не имею.

— А кто может решить вопрос?

— Обратитесь к господину Арналю.

Человек, к которому комендант адресовал Таврина, не занимал никакой официальной должности в лагере, носил гражданскую одежду, но всем было известно, что этот немец имел большое влияние на лагерное начальство. Поговаривали, что он из гестапо. Позже Таврин узнал, что агенты гестапо и СД были назначены фактически во все лагеря для военнопленных, но числились чаще всего на фиктивных должностях. Шеф гестапо Мюллер в своей директиве от 17 июля 1941 года предписывал им выявлять "все политические, уголовные и другие по каким-либо причинам нежелательные элементы", а также "всех лиц, которые могли бы быть использованы для возрождения оккупированных территорий", с целью их устранить или подвергнуть "специальному лечению". Приказ рекомендовал агентам подбирать среди военнопленных также и тех, кто "заслуживает доверия", для организации шпионажа внутри лагеря и выявления тех военнопленных, кого следовало устранить.

"Арналь так Арналь", — решил идти до конца Таврин.

Гестаповец принял Таврина. Небрежно взглянул на справку, гораздо внимательнее выслушал его рассказ об обстоятельствах перехода к немцам. Задал несколько уточняющих вопросов. После чего заявил:

— Хорошо, в лес вы больше не пойдете, переселитесь в "особую комнату.

Что это за комната, Таврин интересоваться не стал. Лишь бы не на лесоповал.

Как оказалось, в "особой комнате" немцы содержали не просто бывших командиров Красной Армии, а тех из них, кто имел какую-либо специальность. Были здесь: инженер-химик, инженер-строитель, военюрист 1-го ранга, военинженер 2-го ранга. С какой целью осуществлялась эта селекция, какие виды немцы имели на обитателей "особой комнаты", никто не знал. Пока же инженер-химик ежедневно переводил на русский язык и печатал на машинке сводки германского верховного командования, которые затем вывешивал на щите во дворе лагеря. Чем-то подобным занимались и другие. Таврину было поручено изготовлять металлические бирки для военнопленных.