До празднества оставалось едва ли более двух седмиц, когда госпожа Вирджиния забрала меня у мэтра, бросив ему короткое «Не переживайте мэтр, она будет к вам забегать!». Господин Шарэз отнесся благосклонно, а вот его собственная нечисть… В панике они пытались нас задержать: в ход шли острые прутья (я порвала подол платья), мокрые полы (наставница растянулась на полу самым неприличным образом) и мэтр, сидящий на полу с наливающимся синяком на удивленном лице (это он пытался подхватить госпожу, но напоролся на швабру, потом наступил в ведро, а затем поскользнулся на мокрой тряпке, уже пытаясь удержать равновесие). Каких сил мне стоило сдержать рвущееся хрюканье, знает только Единый!

Только после самых горячих заверений, что я буду их проведывать как минимум пару раз в день (это не считая завтрака, обеда и ужина) нас отпустили. Мы ушли, оставив мэтра на попечении метелок, которые пытались тонкими прутиками придерживать толстый кусок сырого мяса на лице по-прежнему обескураженного повара. Это никакая не смиренная нечисть, а вполне себе боевая!

Мы сильно опаздывали, и теперь на ходу я слушала все приказания госпожи ключницы:

— Ты должна проверить приготовленные комнаты для гостей. В них должно быть: убрано, светло, стоять свежие цветы, чистая постель, необходимое белье…

Поток слов был нескончаемым, но я старательно все записывала набегу, а потом до меня вдруг дошло:

— Госпожа Вирджиния, то есть я того…этого?

— Аиша, — ключница немного скривилась. — Выражайся четче, чему я тебя учила?

— Госпожа ключница, я сама буду все это делать, без вас? — страх напортачить сейчас был как никогда силен.

— Сама, — кивнула женщина, — но тебе будут помогать элементали, не переживай, — она потрепала меня по волосам и продолжила: — Итак, на чем я там остановилась?

Я была ошеломлена, как выражается моя наставница, хотя мне хотелось употребить словечко куда покрепче. Мне поручили обеспечить удобства всех гостей во время их пребывания в Академии! Знали бы знатные господа, что в моем понимании «удобства» — это закрытая кабинка нужника с дыркой посередине! Вот это я понимаю, удобства! А то, что им нужно, называется просто «зажрались», но, конечно же, этого госпоже Вирджинии я такое сказать не могла.

И вот теперь, с самого утра до позднего вечера, я металась между двумя этажами, где располагались гостевые комнаты. Никакой пыли, выстиранное до зубного скрежета белье, отмытые окна… Итак до самого вечера. Приветственный поклон учителям при встрече, иногда проректору, который, слава Единому, меня не замечал, и дальше бегом по ступенькам. Перекусы были благословенным отдыхом, когда мэтр кипел над вариантами своих блюд, подкармливая нас изысками с будущего стола. Мы с госпожой ключницей кивали, отклоняли, обсуждали, мэтр же, веселым самоваром с половником наперевес, кружил вокруг нас…

А потом были вечера учебы. Мне с трудом давалось стихоплетство. Да что там, с очень большим трудом, что госпожа наставница даже засомневалась в даре Чтеца! Ведь раньше читала я только свитки при сельском храме, и было их всего два. О плохом и хорошем. Как сейчас помню, садился на скамью старый прислужник, а рядом пристраивалась я. Он читал, а я повторяла. Вот и вся наука, а я ведь считалась грамотной в селе! Да нихухры я не знала! После каждого урока чтецов у меня раскалывалась голова, я была готова больше танцевать и рисовать картинки, но наставница вновь уперлась, сказав, что читать и говорить я должна хорошо. И даже сама напоминала мне про грелку, что подстегнуло меня к учениям лучше всяких! И я впивалась в учебники, старательно все зубря, иногда до сильнейших головных болей…

— Все, Аиша, на сегодня достаточно, — массируя виски, проговорила наставница устало. — Иди спать. Завтра к танцорам пойдем.

Попрощавшись, я вышла в пустой коридор — залы стихоплетов были огромными и пустыми, от стен отражался любой шорох, а коридоры наоборот были узкими и такими же длинными. Шла легко, пританцовывая, вспоминая движения госпожи наставницы, и мечтая о мягкой кровати. Но едва вышла на улицу, ступила на дорожку, как услышала тихое-тихое едва слышное завывание.

Прислушалась. Нет, не кажется, кто-то, словно побитая собака, завывал в ближайших кустах. К ним я и направилась, вдруг помощь нужна? Шла я, громко шаркая ногами, давая знать о своем приближение, но вой не уменьшался, а как будто наоборот — становился лишь протяжнее. На самой высокой ноте, когда я уже потянулась рукой, чтобы отодвинуть ветви, он оборвался.

— Эй! Кто здесь? Кому тут плохо? — но ожидаемо никого не увидела, я обошла пару раз кусты, но ничего не заметила. И все-таки было как-то тревожно.

Уже развернувшись и ступив на дорожку, что вела к дому, я заметила свечение. Едва заметное, сильно дрожащее, как свет лучины на ветру. Он мигал и пропадал, и едва слышный скулеж был именно от него. Но почему кроме меня никто не вышел? Ведь, если я правильно помню, мы совсем рядом с домом ректора и того же проректора.

Ох, не знаю, Единый, была ли я права тогда, но двинулась за огоньком, как завороженная.

Ну, так и есть, спустя пару шагов, во второй раз оказалась возле каменного дома ректора. Только огоньки-светлячки, что зажигались по всей Академии, едва наступали сумерки, тут не горели. Поежилась от внезапного холодного ветра, или это я так тем самым местом чую, что ничего хорошего меня не ждет дальше?

В общем, дверь… она была открыта. И звала, и манила прямо-таки… «войди-и-и», так и слышалось мне. Но будь я дурой, ломанулась бы сразу, а так покружила пару раз вокруг здания. Зачем? Ну просто, если там есть что-то страшное, то пусть оно уйдет раньше, чем со мной встретиться, ну и на улице я могу сбежать куда угодно, заорать громко… А, там… там на меня что-то сверху упасть может, случайно. И все.

В общем, жуть, как страшно было!

Итак, я толкнула дверь и зашла. Строгого помощника Астона нигде не было. Кругом темно, и запах такой сладкий-сладкий, словно жжённый сахар на костре. Захотелось сплюнуть, но тут же ковры… Быстрый шорох и звук хлопнувшей двери заставили меня прохрипеть «убивают!» и шарахнуться в стену. Но убивать меня не спешили, поэтому мне пришлось пройти еще несколько дверей, чтобы оказать перед ректорской.

— Здесь никого уже нет! — твердила себе, осторожно пробираясь по темному коридору. Дверь кабинета … была слегка приоткрыта. Из-под нее виднелось легкое мутноватое свечение. Подкралась. Заглянула в щелочку: от ужаса открыла глаза шире, а потом снова зажмурилась и, рванув дверь на себя, влетела в кабинет:

— А-А-А-А-А-А-А! Уйди, погань, проклятая! Зашибу-у-у! — я сделала единственное, что пришло в голову: завизжала так, что в шее что-то щелкнуло, а в распахнувшихся глазах зарябило. Главное, чтобы эта страшная фигура в лохмотьях, что склонилась над ректором, вынула из его шеи свои конечности…

Так и вышло. Чудище дернулось, когда заорала пуще прежнего и вытащив бесконечные окровавленные когти, повернулось ко мне. Ма-а-амочка родненькая, жуть то какая! Из-под капюшона на меня смотрели, не мигая, зеленые огоньки, и еще этот звук, что привел сюда… Он никуда не пропал, это чудище его и издавало! И сейчас оно колыхнулось в мою сторону! Я зажмурилась от ужаса, даже забыв помолиться Единому…