А потом мы услышали крики, шум. Узнали, что отца убили, и я сразу побежал наверх. Он лежал там, на кровати, почти раздетый. Я сразу начал звонить матери, но не нашел ее. Тогда позвонил деду, потом в Мюнхен своей знакомой, с которой мы собираемся пожениться, еще кому-то. Я был в таком жутком состоянии, не понимал, что делаю. Приехала полиция, сотрудники службы безопасности, еще какие-то люди. Меня обыскали и забрали деньги отца. Я им объяснил, что это мои деньги, которые дал мне отец, но их все равно забрали.

На следующий день у меня отобрали и паспорт, а еще через день начались допросы. Какой-то пожилой следователь небольшого роста все время задавал мне идиотские вопросы о моих отношениях с отцом и дедом. Как будто дед или моя мать могли подговорить меня убить собственного отца… Какая дикость! И главное – зачем? Только потому, что он не дает мне достаточно денег на новую машину? Из-за этого я должен был убивать своего отца?

Через несколько дней следователь изменил тактику. На этот раз он начал расспрашивать меня о Даниэле, о наших с ней отношениях. У нас не было никаких отношений. Я знал, что отец относится к Даниэле достаточно неплохо, может, она даже была его любовницей, это не мое дело. Но следователь начал нести такую чушь! Он серьезно считал, что Даниэла могла задушить моего отца, а я, поднявшись наверх, увидев его убитым, скрыл этот факт. Нужно же было придумать такую идиотскую историю. Потом он, вероятно, решил, что у меня были с ней какие-то отношения. В общем, сплошной бред. Я послал его подальше, и он, очевидно, обиделся. Паспорт мне так и не вернули, и тогда я объявил голодовку. Мне, правда, потом пообещали его скоро вернуть, но вот уже два месяца я сижу здесь почти под домашним арестом, и никто не хочет объяснить мне, что происходит. И как долго я буду здесь находиться. Хорошо еще, что в последние две недели мне вернули мой мобильный телефон и я могу звонить куда хочу. Моя мать уже несколько раз собиралась сюда приехать. Можете себе представить, какой будет скандал, если она прилетит и увидит, что меня здесь фактически заперли?

– Думаю, ей не понравится, – согласился Дронго. – Я хочу задать вам еще несколько вопросов. Значит, вы поднялись в апартаменты не вместе с Даниэлой, а после нее?

– Да. Она вернулась в нашу комнату и предложила мне подняться.

– Вы знали, что господин Петкович приехал туда со своей супругой?

– Нет, не знал, но Даниэла потом сказала мне об этом. Насколько я понял, жена Петковича торопилась в Вену, и, пока мы еще были в доме, она уехала.

– До того как вы поднялись к отцу?

– Нет, кажется, позже, но я не уверен. Мы были с Даниэлой в комнате, и я никуда не выходил.

– Охранник все время сидел на стуле?

– Нет. Когда кто-то появлялся, он сразу поднимался. Такой замкнутый молодой человек высокого роста. Наверное, моего возраста.

– А другой? Там был еще один, на нижнем этаже.

– Если честно, я не обращал на них никакого внимания. Вы часто смотрите на охранников? Я – почти никогда. Они выполняют свои функции, и я не обязан к ним присматриваться или запоминать их лица.

– Согласен, – улыбнулся Дронго. – А приехавших вы не видели?

– Потом увидел, после того, как обнаружили отца. Но я их никого не запомнил. Хотя нет, один вошел в апартаменты, и я его запомнил. Он как раз осматривал тело отца. Среднего роста, рыжеватый, в очках.

– Ясно. Я могу задать еще несколько личных вопросов? Вы можете отказаться на них отвечать, если вам будет неприятно.

– Мне уже было очень неприятно, когда я нашел своего убитого отца. Вряд ли вам удастся сделать мне еще больнее, чем тогда.

– Думаю, вы правы. Вы жили с матерью в Загребе? Можете более подробно рассказать об этом этапе вашей жизни?

– Могу, конечно. Сначала мы жили с матерью в Белграде, еще когда эта страна называлась Югославией. Я ведь родился в восемьдесят седьмом, родители были еще студентами. К моменту их развода мне было только три года, и мы с матерью переехали в Загреб. Она как раз окончила институт, а ее отец работал в этом городе. Через год начался распад, и я остался с матерью в Хорватии. А отец в девяносто третьем женился во второй раз. Мы виделись с ним два или три раза, пока мне не исполнилось пятнадцать. За это время господин Баштич успел развестись во второй раз, и в две тысячи втором году, когда мне исполнилось пятнадцать, я впервые к нему приехал. Потом я учился в Германии, и мы с ним виделись часто. А затем он женился на своей нынешней супруге и получил назначение послом Сербии в Берлине. Мы с ним там часто встречались, он даже немного гордился, что у него такой взрослый сын. – Зоран вздохнул, достал сигареты, щелкнул зажигалкой, закурил и невесело усмехнулся. – Он был неплохим человеком, хотя многим не нравились его политические взгляды и вообще его образ жизни. Он был настоящим эпикурейцем. Любил жизнь во всех ее проявлениях, нравился женщинам, сам увлекался женщинами, любил хорошие рестораны, модные магазины. Он ведь был далеко не бедным человеком.

– Вам тоже не нравились его взгляды?

– Мне было все равно, – цинично ответил Зоран, – я в политику не играю, слишком неприятная штука. И я уверен, что отца убили именно из-за этого. Подослали убийцу и убрали в тот момент, когда он пытался что-то сделать. Его нынешняя супруга тоже так считает. Хотя моя мать, похоже, думает иначе.

– Интересно. Почему?

– Не знаю. Но она мне сразу сказала, что его не могли убить из-за политики. Он был достаточно гибким и понимающим политиком и не готов был умирать за свои взгляды. Скорее, наоборот, готов был пойти на любой компромисс. Но это она так считает.

– Ваша мать познакомилась с ним, когда они были еще студентами?

– Первая любовь, – усмехнулся Зоран. – А потом она вышла замуж и уже шестнадцать лет живет с моим отчимом, известным врачом. И у них две дочери, мои сестры. Одной четырнадцать, другой восемь.

– Отец знал о том, что ваша подруга живет в Мюнхене? Я имею в виду Мирцу Любанович, которой вы звонили в тот вечер?

– Теперь я окончательно поверил, что вы сыщик, – сказал Зоран, погасив сигарету. – Конечно, он знал про Мирцу и одобрял мой выбор. Она очень красивая девушка, и он даже однажды пожаловался мне, что у него нет времени отбить ее у меня.

– Мог бы отбить?

– Думаю, что мог. Она видела его только один раз и была от него без ума. Говорила, что он мужчина с особым шармом и обладает гипнотическим взглядом, который неотразимо действует на любую женщину. Можете себе представить? Она так и сказала. А ведь она училась на психолога.

– Значит, ваш отец умел производить впечатление, – согласился Дронго. – Еще один вопрос. Вы действительно не знаете, какие у него были отношения с Даниэлой, или не хотите говорить?

– Действительно не знаю. Но за последние годы я неплохо узнал своего отца, – он бы не смог удержаться. Даниэла слишком эффектная и красивая женщина, к тому же одинокая. Хотя я не думаю, что это могло его остановить. Если вы хотите знать мое личное мнение, я почти на сто процентов убежден, что они спали вместе. Она наверняка не отказала бы моему отцу, а он не упустил бы такой шанс.