— Ты можешь мне помочь, — согласился правитель. — Нужно взять под охрану все окна и двери этого зала и не выпускать никого до самого утра. Вот только боюсь, если все станут караулить двери, некому останется сидеть у стола.

— Зачем? — князь протянул руку и взял с блюда длинный ломтик жареного мяса.

Его, в отличие от далеких предков, вкус хорошо приготовленной мухи ничуть не смущал.

— Праздник мертвых, — негромко ответил Найл. — Сегодня ночью в городе Праздник мертвых. Сегодня ни один человек не имеет права покидать своего жилища и выходить на улицу. Каждый двуногий, оказавшийся вне стен — умрет. Просто умрет, а не будет наказан смертью, поэтому я не смогу помиловать его или изменить наказание. Мне очень не хочется, князь, чтобы на улице оказался хоть кто-то из моих гостей.

— Интересные у вас праздники, друг мой, — криво усмехнулся князь.

Опасения отпустили его душу, но разум продолжал фиксировать тревожные признаки непонятных приготовлений, и руки к бокалу вина северянин так и не протянул.

— Князь, друг мой, — еще тише прошептал Найл. — Я сейчас уйду. Прошу тебя, присмотри за Ямиссой, не выпускай ее отсюда ни на шаг. Она слишком любопытна, и я боюсь за нее. В прошлый раз я поставил у дверей ее покоев стражу. В этот раз прошу позаботиться о ней тебя.

— Как же ты выйдешь? — поинтересовался князь. — Ведь за стенами людей ждет смерть?

— А я не человек, друг мой, — напомнил северянину Найл. — Я — Смертоносец-Повелитель.

На площадь перед Черной Башней Посланник Богини пришел вовремя. Здесь, под скудным светом полумесяца и далеких звезд, царила мертвая тишина. Только сложенная в центре высокая пирамида костра свидетельствовала о грядущем таинстве.

Вскоре со стороны дворца Праздника потянулась длинная неторопливая процессия.

Тщательно отмывшиеся, в новых белых туниках, люди смиренно шествовали в последний путь — но души их метались в беспокойстве. Разумеется, они знали, что сейчас, в ближайшие часы обретут бессмертие, соединятся в единое целое с высшими существами, правителями вселенной и любимцами Богини. Но понимали и другое: с этого часа их самих — с руками, ногами, головой — больше не станет. Миг преобразования приближался неведомым, желанным и страшным мигом.

Воспитанные в созданной советником Бродусом вере, они знали, что в жизни человека есть два этапа полного преображения. Первый — когда он покидает крохотный мир материнской утробы, чтобы затем, умерев в том, первоначальном мирке, возродиться в этом, большом и светлом мире. Второй — когда тело человека исчезает уже в этом мире, чтобы сам он мог возродиться частицей более совершенного, высшего восьмилапого существа. Череда перерождений бесконечна, и каждый шаг связан с исчезновением одного обличия, дабы могло появиться другое.

Люди знали — смерть существует, она всегда близка и неумолима. Многим двуногим не удается дожить до высшего мига перерождения, единения с высшими существами, или признаются недостойными подобной награды. Они просто умирают, от болезней или возраста — и тела их гниют потом на помойных кучах, наглядно демонстрируя, сколь мерзок может быть конец жизни. Единственный путь избежать подобной участи, единственный путь к бессмертию — это отказаться от старого тела и перейти в новую форму существования.

Саму Джариту Найл поначалу не разглядел. Привратница Смерти облачилась в длинную, темную тунику, распустила волосы и почти совершенно растворялась в ночных сумерках. Такими же неприметными были и шедшие за нею барабанщики.

Две сотни людей столпилось на широкой пустынной площади вокруг сложенного костра, недоуменно оглядываясь. Пустота, тишина. Только шелестит невидимым песком еще теплый ветер.

По площади прокатился гулкий удар барабана. Потом еще один. Еще. Один от другого отделяло не меньше шести-семи секунд — какое уж тут совпадение с ритмами сердца! Тем не менее удары продолжались. Вскоре стало слышно, как каждый громкий, редкий удар предваряет тихая мелкая дробь.

Невольно прислушиваясь к разрезающим тишину звукам, правитель вдруг заметил, как его дыхание начинает подстраиваться под удары. Два удара — вдох, два удара — выдох. Удары шли немного чаще, чем обычные вдохи и выдохи, и от избытка воздуха в голове немного помутилось. В паузах между гулкими сотрясениями к мелкой дроби добавились более частые удары. Поначалу еле слышные, они постепенно обретали звук и четкость.

Послышался царапающий шорох — из окружающего мрака стали появляться неясные фигуры смертоносцев и замирать вокруг площади.

Невидимые простому глазу потоки энергии со всех сторон устремились к людям, переполняя их души, перехлестывая через край, порождая незнакомое, но невероятно приятное ощущение беспричинной эйфории, блаженства. Толпу верующих взорвало чувство бесконечной радости, восторга, счастья — и одновременно взметнулось к ночному небу пламя костра.

Не дожидаясь никаких команд, люди начали кружиться в прощальном танце.

Бой барабанов убыстрялся. Исчезли гулкие и монотонные редкие удары, на первый план вышел более частый ритм, сопровождаемый мелкой дробью. Пауки уловили нужную частоту, подстроились под него, посылая в танцующих людей резкие волевые и энергетические импульсы. Перекаченная энергией, завороженная вращением и отдавшаяся барабанному бою толпа окончательно потеряла рассудок.

Из более глубоких, бездумных чувственных пластов подсознания наружу стала выпирать обычно подавленная, но способная подавить любой разум сексуальная составляющая.

В ментальном плане всех людей, независимо от пола, окрасила эротическая жертвенность доведенной до экстаза женщины, которая желает отдаться вся, без остатка, утонуть в объятиях, умереть в них. Они страждали быть разорванными, поглощенными своими любовниками, перед ликами которых умирали в бешеном танце. Вот одна туника взлетела в воздух, другая. Алые блики огня заплясали на обнаженных телах.

Джарита тихо и незаметно увела своих барабанщиков, но разъяренный танец продолжался. Даже Найл ощутил, как его захватывает всеобщее сумасшествие, как нарастает желание и твердеет плоть.

Вот одна из женщин, вырвалась из общего водоворота, кинулась к плотному ряду пауков, упала на колени, широко раскинув руки.

Смертоносцы кинулись вперед, закрыли ее собой, и спустя мгновение отскочили на свои места. Паломница бесследно исчезла, оставив после себя только короткий крик сладострастия. Еще один человек кинулся к паукам, еще — отдельные стоны слились в единый восторженный вой.

Прошли считанные минуты — и площадь опять погрузилась в безмолвный покой. Только раскиданные тут и там белые туники выдавали недавнее присутствие на площади множества людей — но слуги Джариты в темных балахонах уже крались по темной земле, собирая последние свидетельства закончившегося праздника и бросая их на угли догорающего костра.

Найл развернулся и пошел в сторону дворца. На иное, более спокойное торжество.

Еще подходя к пиршественному залу, правитель ощутил, как на многие сотни метров от него веет тревожностью. Оказавшиеся запертыми в четырех стенах, непонимающие причин происходящего, гости начинали подозревать самое худшее.