– Но я уверен, вы справитесь с этой задачей.

Она покраснела. Не от смущения, а от злости. В этом Рорк не сомневался. Но виду он не подал, сохраняя на лице любезно-равнодушное выражение.

– Я бы сказала, что человек в вашем положении может себе позволить проявить щедрость. Если бы не я, эта девочка могла бы сейчас быть в тюрьме, вместо того чтобы сажать туда других. А она даже разговаривать со мной не захотела, когда я вчера пришла ее повидать.

Она отвернулась, смахивая выступившие слезы. Рорк не сомневался, что она умеет вызывать их по желанию.

– Я думаю, об этом уже бессмысленно говорить. – Нотка нетерпения прозвучала в его голосе. – Какова ваша цена?

– Я считаю, что сумму в два миллиона долларов нельзя назвать неразумной.

– И за два миллиона долларов… мы говорим об американских долларах?

– Разумеется. – Слезы сменились легким раздражением. – Что бы я стала делать с иностранной валютой?

– И за эту сумму вы с вашим Бобби, усталые, но довольные, вернетесь туда, откуда приехали, и оставите мою жену в покое?

– Она не хочет нас видеть? – Труди подняла обе руки, словно в знак полной капитуляции. – Она нас больше не увидит.

– А если я скажу, что нахожу подобный размер компенсации чрезмерным?

– Для человека с вашими возможностями… я вообразить не могу, но… не исключена вероятность того, что я… будучи глубоко расстроенной всем этим… могла бы обсудить сложившуюся ситуацию с кем-нибудь. Скажем, с репортером.

Рорк опять повернулся в кресле – лениво и неспешно.

– И каким образом это должно затронуть меня?

– Будучи женщиной сентиментальной, я сохранила записи обо всех детях, которые находились на моем попечении. Их истории, детали… Некоторые детали могут оказаться неприятными, даже скандальными для вас и для Евы. Известно ли вам, например, что у нее неоднократно бывали сексуальные контакты? И это еще до того, как ей исполнилось девять лет?

– А вы приравниваете изнасилование к сексуальным контактам? – Рорк говорил мягко, хотя кровь у него кипела. – У вас весьма странные взгляды, миссис Ломбард.

– Как бы вы это ни называли, я думаю, многие люди решат, что женщина с такими… эпизодами в своем прошлом не может быть лейтенантом полиции. Я и сама в этом не уверена, – добавила она. – Может, это мой гражданский долг – поговорить с прессой, а может, с ее начальством в полицейском управлении.

– Но два миллиона американских долларов перевесят ваш гражданский долг?

– Я требую только то, что мне положено. А вам известно, что она была в крови, когда ее нашли? Она… или кто-то еще… почти все смыл, но они провели анализы. – Теперь глаза Труди ярко горели, взгляд был таким же вызывающим и острым, как и ее ярко накрашенные ногти. – И не вся кровь принадлежала ей. У нее бывали кошмары, – увлеченно продолжала Труди, – и мне показалось, что в этих кошмарах она постоянно, раз за разом закалывает кого-то ножом. Интересно, что об этом люди подумают, если я в расстроенных чувствах что-нибудь расскажу. Держу пари, люди заплатят большие деньги за такую историю с учетом того, кем Ева стала сейчас. И за кем она замужем.

– Да, они могли бы заплатить, – согласился Рорк. – Люди любят посмаковать чужое горе и чужую боль.

– Вот потому-то я и считаю, что упомянутая мной компенсация не слишком велика. Я просто возьму ее и уеду в Техас. Еве больше не придется обо мне вспоминать, хотя я так много для нее сделала.

– У вас вышла путаница с предлогами. Не для нее, а с ней. Боюсь, кое-чего вы, миссис Ломбард, не поняли. А компенсацию я вам все-таки предоставлю.

– Вы лучше подумайте, прежде чем…

– Моя компенсация заключается в том, – перебил ее Рорк, – что я не свернул вам шею голыми руками.

Она театрально ахнула.

– Вы мне угрожаете?

– Ни в коем случае, – ответил Рорк тем же благодушным тоном. – Я лишь объясняю вам, в чем состоит компенсация: вы сейчас встанете и уйдете отсюда своими ногами. Я вам объясняю, чего с вами не случится, и поверьте, мне очень нелегко сдержаться и не свернуть вам шею за все то, что вы делали с моей женой, когда она была беззащитной маленькой девочкой.

Он медленно поднялся на ноги. На этот раз не было никакого аханья, никакой театральщины. Труди Ломбард просто застыла на месте, вся кровь отхлынула от ее лица. Наконец-то, понял Рорк, она увидела, что скрывается за его маской, под налетом изысканной светскости, лоска, манер, дорогой одежды и всего того, что покупается за деньги.

Против этого даже у нее не было ни малейшего шанса.

Не сводя с нее глаз, Рорк обогнул стол и оперся о него. Теперь он стоял так близко, что слышал ее судорожное дыхание.

– Знаете, что можно было бы сделать? Что я мог бы сделать… вот просто так? – Он щелкнул пальцами. – Я мог бы вас убить прямо здесь, на этом месте, глазом не моргнув. И у меня нашлось бы столько очевидцев, сколько я сочту нужным, готовых засвидетельствовать, что вы вышли из этого кабинета живая и невредимая. Я мог бы подделать записи на дисках наблюдения, чтобы это доказать. Ваше тело, когда я с вами покончу, так и не будет найдено. Поэтому считайте, что ваша жизнь – которую, я полагаю, вы оцениваете в сумму весьма значительную – это и есть ваша компенсация.

– Да вы с ума сошли! – Труди прижалась к спинке кресла, стараясь отодвинуться от него подальше. – Вы просто ненормальный.

– Вспомните об этом, если вам вдруг еще раз вздумается со мной поторговаться. А если вам опять придет охота набивать карманы, рассказывая о мучениях и кошмарах маленького ребенка… Если вы еще хоть когда-нибудь попытаетесь вступить в контакт с моей женой… Подумайте об этом, и от души вам советую: берегитесь. Берегитесь меня, – повторил Рорк, слегка наклоняясь к ней, – потому что сейчас я прилагаю неимоверные усилия, чтобы сдержать себя. А знаете, чего мне хочется? Мне хочется разделать вас, как тушу. Вырезать из вас мясо кусочками. Медленно, один за другим. И вот еще что я вам скажу: когда мне приходится сдерживать себя, меня это раздражает. А я не люблю, когда меня что-то раздражает.

Он сделал еще шаг к ней. Труди вскочила на ноги и попятилась к двери.

– Да, и передайте то, что я сейчас сказал, вашему сыну на тот случай, если ему вдруг вздумается испытывать мое терпение.

Отступив к двери, Труди стала лихорадочно нащупывать у себя за спиной ручку. Рорк тихо продолжал:

– Нигде – ни на земле, ни за ее пределами – вы не спрячетесь от меня, если попытаетесь еще хоть раз причинить боль моей жене. Нет такого места, где я не достал бы вас, чтобы посчитаться за это. – Он выждал паузу, улыбнулся и добавил: – Бегите.

Она и вправду побежала. До него донесся тихий вскрик, больше похожий на свистящий вздох, топот бегущих ног. Рорк сунул руки в карманы, сжал в одной из них пуговицу Евы и вернулся к окну и стал вновь смотреть на декабрьское небо.