— Я одеваюсь, — резко заявила Морган. — Отвернись.

Ночью погода переменилась. Небо затянуло зловещими тучами, девушку встретил порыв холодного пронизывающего ветра. Поежившись, она направилась за водой. Когда Райли неуклюже выполз из палатки, завтрак уже был почти готов. Размешивая в каше изюм и, курагу, Морган смотрела, как он ковыляет взад-вперед вдоль края обрыва. Сильно хромает, подумала она, убавляя огонь.

— Кофе готов, — окликнула его девушка.

Учащенно дыша, Райли остановился, схватившись за опору навеса. Отложив ложку, Морган налила ему в кружку обжигающий ароматный напиток. Насыпав две ложки сахара — она уже успела узнать, что Райли сладкоежка, — девушка добавила в кофе сгущенных сливок.

— Спасибо.

Она смущенно отвернулась к плитке.

— Далеко до твоей машины? — вдруг резко спросил Райли.

— Мили четыре. Вдвое дальше, чем мы прошли.

— А дорога какая?

— Да такая же. Вверх-вниз, и камни.

Райли осторожно поставил кружку на камень.

— Не дойду. Сегодня никак не дойду, — стиснув зубы, процедил он.

У Морган внутри все оборвалось. Она не представляла себе, как сможет пережить еще двадцать четыре часа рядом с Райли.

— Я вовсе не против, чтобы ты опирался на меня.

— Зато я — против.

Выплеснувшееся молоко зашипело на раскаленной плитке. Морган постаралась взять себя в руки.

— Мне бы все-таки хотелось двинуться в путь сегодня.

— Думаешь, мне не хочется того же? Но я знаю свой предел.

— Неужели я настолько отвратительна, что ты ждешь не дождешься, когда сможешь отделаться от меня? — воскликнула Морган, чувствуя, как горло ее сдавливает нестерпимая боль.

Райли вздохнул.

— Черт побери, Морган… как тебе объяснить? Я так сильно хочу тебя, что пребывание с тобой в одной палатке для меня изощренная пытка. Я не спал всю ночь, и сейчас мысли мои крутятся вокруг того, чтобы затащить тебя в палатку, подобно неандертальцу, с которым ты меня сравнивала. Для меня все это совершенно необычно — я никогда не терял над собой контроль. — Он печально взглянул на нее. — Знаю, я веду себя с учтивостью лося в период гона. За это приношу свои извинения. Однако клянусь, я пальцем к тебе не притронусь.

— Каши хочешь? — отрешенно спросила Морган.

— Это все, что ты можешь мне предложить?

Что ей на это ответить? Стиснув деревянную ложку с такой силой, что побелели костяшки пальцев, она спросила:

— Райли, кто такая Анна?

— В бреду я постоянно вспоминал ее? — нахмурился он.

Кивнув, Морган, неожиданно для себя хитро улыбнувшись, добавила:

— Это она сегодня утром носилась за мной с тесаком.

— Значит, у тебя против меня тоже нет иммунитета.

— А я и не утверждала ничего подобного.

— Вчера тебе чертовски хорошо удалось убедить меня в обратном. Кстати, от каши я не откажусь.

Морган облегченно расправила плечи. Прикусив нижнюю губу, она разложила овсянку по мискам и передала Райли молоко и сироп.

— Для меня тоже совершенно необычно все то, что я чувствую в последние два дня, — мечтательно проговорила девушка, глядя на серое месиво в миске так, точно ничего более восхитительного ей не доводилось видеть. — Мне казалось, я себя хорошо знаю, и вдруг поняла, что это не так. Если ты — матерый лось, то я — молодая олениха, безудержно резвящаяся на лугу.

— С самого начала меня пленило твое изящество, — внезапно стал серьезным Райли.

Морган покраснела, поперхнувшись кашей.

— Я даже не знаю, сколько тебе лет, — ни с того, ни с сего заметила она.

— Тридцать пять. Да, а Анна была монашкой.

— Монашкой? — выронила ложку Морган.

— Сестра Анна. Крохотная женщина с золотисто-карими глазами, энергией динамо-машины и добрейшим сердцем в мире. Она и еще пять монахинь содержали небольшой сиротский приют в Нью-Йорке. Там я и вырос. Мои родители погибли в железнодорожной катастрофе. Но, прежде чем ты начнешь жалеть меня, позволь добавить, что я был очень счастлив в этом приюте. Хотя перед матерью-настоятельницей испытывал благоговейный ужас.

Морган тут же почувствовала нескрываемое облегчение, сменившееся жгучим любопытством.

— И много детей было в приюте?

— Человек семьдесят.

— У монашек не было времени сидеть сложа руки.

— Да. В детстве меня частенько мучили кошмары, — дрогнувшим голосом сказал Райли. — Тогда я звал сестру Анну, но однажды мать-настоятельница строго сказала мне, что не стоит беспокоить ее по пустякам.

— Сколько тебе тогда было лет?

— Пять. Говорю же, Морган, не жалей меня. Всем, чего я достиг, я обязан сестрам.

Морган поняла, что теперь, когда у нее есть ключ к его характеру, ей надо все обдумать наедине с собой.

— Не указывай мне, что я должна чувствовать, — тряхнула головой она.

— И, став взрослым, — натянуто продолжал Райли, — я тянулся к строгим, спокойным женщинам. Похожим на монашек.

— А я ищу мужчину уравновешенного, любящего и спокойного, такого, как мой отец.

— Значит, нас объединяет только секс.

Ей не понравилось прозвучавшее в его голосе облегчение. Очень не понравилось.

— Наши отношения никак не назовешь спокойными.

— Это все гормоны, Морган. Плюс, в моем случае, длительное воздержание. Похоже, мы решили исповедаться друг другу? Вот уж что никак нельзя будет назвать скучным.

Морган показалось, Райли нанес ей пощечину.

— Не думаю.

— Значит… выбравшись отсюда, мы поставим эксперимент? — прищурился он.

— Нет! — вскрикнула Морган, судорожно пытаясь найти отговорку. — Я тебя совершенно не знаю.

— Напротив, знаешь довольно хорошо. Как и я тебя. Мне знакомы твое мужество, независимость, упорство. Твоя невероятная красота. А это главное. Остальное же — где кто живет, чем занимается — это лишь витрина.

Чувствуя, что она попала в зыбучие пески, Морган выдавила:

— Райли, я отвезу тебя в Сорел и сразу же вернусь обратно. Одна.

— Я приложу все силы, чтобы помешать этому.

Миска ее была пуста, но девушка не могла вспомнить, ела ли она что-то.

— Я изучала психологию, — заговорила она возбужденно. — И знаю, что такое половое влечение. В эти два дня мы стали действующими лицами настоящей мелодрамы: стрельба, кровь, ночлег в одной палатке, разбитой в глуши пустыни. Неудивительно, что наши гормоны точно взбесились. Но к реальности это не имеет никакого отношения. — Поднявшись с земли, она нанесла последний удар: — Ты сам говорил, что в отношениях с женщинами не хочешь никаких осложнений. Их и не будет. А сейчас я ухожу гулять.