– Нужно быть внимательнее и осторожнее, – громко сказала бабушка. – В твоем возрасте пора уже знать, как нужно вести себя за столом. Не нужно забывать, что порядочные немецкие дети знают, как вести себя в обществе.

Ева всхлипнула. Анна бросилась на помощь дочке.

– Зачем вы так говорите! – нервно произнесла она. – Вы же видели, что она задела бокал нечаянно. Разве можно так обижать ребенка?

– Я ее воспитываю, а не обижаю, – возразила Марта. – Делаю то, что не сделали родители. В конце концов, вы обязаны понимать, что ваша дочь уже не вернется жить в Казахстан или в Россию, а должна будет жить в этой стране и быть образцовой немецкой девочкой. Не представляю, как она будет общаться со своими сверстниками в школе, если до сих пор правильно не может разговаривать по-немецки.

– Она понимает по-немецки, – поправила Эмма.

– Не нужно вмешиваться, – строго проговорила Марта, – это моя внучка, и я знаю, как нужно воспитывать немецких детей, чтобы они могли быть примером для всех остальных. К сожалению, в этой девочке сказывается кровь ее другой бабушки.

– При чем тут моя умершая мама? – резко спросила Анна.

Ева, понимая, что скандал начался из-за разбитого бокала, расплакалась. Анна обняла дочку, пытаясь ее утешить.

– Почему она плачет? – растерянно спросила Сюзанна.

– Она разбила бокал и чувствует свою вину, – пояснила Марта. – А вас, Эмма, я попрошу никогда не вмешиваться в мои разговоры с внучкой и с моей невесткой. В конце концов, я имею право делать им обеим замечания на правах старшей родственницы.

– Вы неправильно понимаете роль бабушки, – не выдержала Анна.

Наступило неловкое молчание. В гостиную вернулись Герман и Арнольд. И в этот момент Калерия Яковлевна, выйдя из столовой, подозвала к себе Германа. Тот подошел к ней, выслушал ее слова и, кивнув, прошел к выключателю. Погас свет. Все замерли. Даже Ева перестала плакать. И тогда Калерия Яковлевна вкатила большой торт со свечами, которые должна была загасить именинница. Все захлопали, зашумели.

– Туши свечи, – предложил Герман своей матери.

Она не двинулась с места.

– Твоя супруга считает, что я неправильно понимаю роль бабушки, – резко проговорила Марта, – и вообще влезаю не в свое дело, пытаясь воспитать из девочки хорошего человека.

– Этого я не говорила, – попыталась оправдаться Анна.

– Помолчи, – прервала ее Марта. – Может, теперь по твоей милости я не должна разговаривать и со своим сыном?

– Мама, сейчас не время и не место ссориться. Этот торт для тебя заказала Анна. Ты должна задуть свечи.

– Я не хочу подходить к этому торту! – отрезала Марта. – Калерия, ты можешь унести его обратно.

– Так нельзя, – попытался вмешаться Герман.

– Калерия, ты слышала, что я тебе приказала? Хватит с меня их тортов! – заявила Марта.

Калерия Яковлевна замерла, глядя на Германа и не зная, как поступить.

– Нужно задуть свечи, – неожиданно в темноте раздался голос Сюзанны. Она поднялась, подошла к торту и, наклонившись над ним, начала задувать свечи по одной. Все молчали, пораженные этим зрелищем. Когда потухла последняя свеча, они еще несколько секунд пробыли в темноте, а затем кто-то включил свет.

– Ты напрасно это сделала! – громко произнесла Марта. – В следующий раз будет лучше, если ты спросишь у меня разрешение.

– Ей уже давно пора спать, – поддержала мать Мадлен. – Я думаю, что нам пора заканчивать празднование юбилея.

– Давайте выпьем еще раз за нашу хозяйку, чтобы она жила еще сто лет, – лицемерно предложил Пастушенко среди всеобщего неприятного молчания. Он взял бутылку шампанского и снова начал обход гостей, наливая каждому в высокие бокалы. Перед каждым из гостей стояли два бокала и один стакан. Сказывалось пристрастие хозяйки дома к некоему показному аристократизму. Выросшая в бараке североказахстанского лагеря для членов семей врагов народа, Марта любила этот большой особняк и требовала, чтобы перед каждым из гостей выставлялось определенное количество посуды и бокалов.

– Нельзя мешать вино и шампанское, – заметила Анна.

– Мы только выпьем напоследок за фрау Марту, – сказал Арнольд, – в конце концов, это даже обидно, что здесь останется шампанское, которое мы не выпьем за здоровье и долголетие хозяйки дома.

– Не думаю, что все присутствующие так желают мне долгих лет жизни, – криво усмехнулась Марта.

– Давайте выпьем за Марту, – неожиданно согласилась ее младшая сестра.

– За ваше здоровье, фрау Марта! – поднял бокал Арнольд, возвращаясь на свое место.

– За тебя, мама, – подошла к ней Мадлен.

Марта нехотя подняла свой бокал.

– Арнольд, вы все опять перепутали, – сказала она. – Вы мне почти не налили вина. А у моей сестры опять полный бокал. Ей нельзя столько пить.

– Извините, – пробормотал Пастушенко, подбежав с бутылкой и доливая шампанское в бокал хозяйки дома.

– Будем считать, что я согласилась выпить за ваш тост, – сказала Марта, поднимая свой бокал и чокаясь со своей дочерью. Затем она выпила шампанское. – Хорошее шампанское всегда бывает немного кисловатым, – убежденно произнесла Марта.

Она обернулась, словно в поисках своего стула, и тяжело опустилась на него.

– Кажется, у меня болит сердце, – призналась Марта.

– Это все из-за переутомления, – убежденно сказала Мадлен. – Мы скоро уйдем, а тебе нужно будет немного полежать и отдохнуть. И нашей тете Сюзанне тоже следует отдохнуть. Вчера она была в очень плохом состоянии.

– Нет, – возразила Сюзанна, – я чувствую себя нормально.

– Кажется, мне понадобится врач, – вдруг сказала Марта. – У меня сильно кружится голова.

Она поднялась со стула, пошатнулась.

– Что с тобой? – спросила испуганная дочь.

– Не знаю. – Марта обвела всех каким-то странным, невидящим взглядом и, ни с кем не прощаясь, повернулась, чтобы выйти из гостиной. Спальни в этом доме находились на втором этаже. Все молча следили за ней. Она сделала шаг, другой, третий… Затем обернулась.

– Не понимаю, что со мной происходит. – Женщина внезапно пошатнулась и начала оседать на пол.

– Мама! – закричала Мадлен, бросаясь к Марте.

Та упала буквально ей на руки. К ним бросился Берндт. Он поднял потерявшую сознание тещу и понес на диван. Положив ее, сказал супруге:

– Нужно срочно вызвать «Скорую помощь».

– Можно я ее посмотрю? – предложил Дронго.

– Разве вы врач? – спросил Берндт.

– Нет, конечно. Но я могу понять по симптомам, что именно с ней произошло. Возможно, она отравилась.

– Она почти ничего не ела, – возразил Берндт.