В 1997 году Робби Федерер отказался от хорошей работы в Австралии, потому что они с Линетт понимали, что это может помешать Роджеру стать лучшим теннисистом. Позже он рассказал швейцарскому журналисту Рене Штауфферу: «Все говорили нам, как талантлив был Роджер, но мы хотели видеть результаты». И Штауффер цитирует Линетт, которая добавила: «Мы дали Роджеру понять, что не можем финансово его поддерживать в течение десяти лет только для того, чтобы он был где-то четырехсотым в мире». Она даже стала больше работать, чтобы обеспечить финансовую стабильность семьи, – безусловно, разумный шаг в то время. Сейчас он кажется абсурдно излишним.

К тому моменту, когда он бросил школу, он отметил свой первый успех на турнире. В январе 1997 года он стал чемпионом Швейцарии среди юниоров младше восемнадцати. Ему было всего пятнадцать лет. Затем, в мае 1997 года, он выиграл международный юниорский титул в Прато, в Италии, выиграв в шести матчах подряд у одного из лучших в то время юниоров. Правда, в том году он получил лишь этот единственный титул, и он все еще не играл в юниорах на турнире Большого шлема.

Каким игроком был Федерер в шестнадцать лет? Сам он считает, что грациозный стиль у него от природы, но что он не проявлялся до конца подросткового возраста. Однако под руководством Алексиса Бернарда, Кристофа Фрейсса и Питера Картера он неуклонно повышал эффективность ровных ударов, которым научил его в «Олд Бойз» Сеппли Качовски. Томас Вирц вспоминает то время: «Я мало беспокоился о его стиле игры. Он всегда рисковал, его подачи были очень плоскими, чуть выше сетки, и тогда я был уверен, что он никогда не выиграет Открытый чемпионат Франции. Он освоил крученые удары, которые позволили ему лучше играть на грунтовом покрытии, но его стиль все еще не очень хорошо подходил для медленных кортов. В то же время у него всегда был экономичный стиль, так что ему не нужно было столько мускулатуры, сколько необходимо некоторым игрокам. Он в этом отношении немного похож на Михаэля Штиха – очень рациональный».

И все же изменчивый темперамент продолжал его преследовать. «Вы себе и представить не можете, как я швырял свою ракетку, – говорит он в интервью, процитированном на сайте tennis-x.com. – Они порхали повсюду вертолетиками. Я серьезно. Меня выгоняли с тренировок, когда мне было шестнадцать. Я слишком много говорил и кричал на корте».

Его родители рассказывают историю о том, как они ехали домой с турнира через альпийский перевал. Федерер был очень зол на то, как сыграл, и становился очень раздражительным в машине. Его отец пытался его игнорировать, это не сработало. Тогда он остановил машину, вытащил Роджера и засунул его головой в сугроб, как бы остужая. «Мы никогда не ругали Роджера из-за того, что он проиграл, – сказала его мама в интервью с Фредди Видмером из Basler Zeitung, – но когда он плохо себя вел или просто не старался, мы не спускали это с рук».

Линетт уверена в том, что ее сын избавился от своих дурных привычек благодаря их с отцом отношению к Роджеру. «Нашему сыну всегда дозволялось быть немного диким, но он должен был брать на себя ответственность за последствия. Если он попал в затруднительное положение, то сам должен был из него выпутываться».

Той же философии придерживались в центре «Швейцарского Тенниса» в Биле, где его нрав навлек на него страшную кару. Новый «Дом Тенниса», как называли центр, получил новейшее оснащение, в частности дорогое шумоизоляционное покрытие. Всех игроков предупредили, что оно стоит кучу денег и что если кто-нибудь как-нибудь его повредит, то будет неделю чистить туалеты. Федерер позже признал, что был уверен, что такое толстое покрытие невозможно повредить. Увы, он ошибался. Пропустив удар, он традиционно швырнул ракетку, она попала в покрытие и проделала в нем изрядную дыру. «Ему всю неделю пришлось приходить в семь утра и чистить туалеты, – говорит Аллегро. – Для него это было худшим наказанием из всех возможных. Была середина зимы, было очень холодно. А ведь он даже в восемь-то вставал с трудом. Так что ранний подъем, чтобы быть на кортах в семь, был для него настоящим кошмаром».

Само собой, Ив Аллегро помнит приступы гнева у Роджера. «Он очень легко выходил из себя и начинал швыряться ракетками, – вспоминает он. – Не постоянно, но часто. Думаю, на тренировках он вел себя еще хуже, чем на матчах. На матчах его поглощал дух соперничества». В то же время Аллегро признает, что именно на конец 1997 года выпадает период наибольшего прогресса Федерера. И вот, на заре нового года, он собирается штурмом покорить юниорский мир.

Есть разные мнения относительно того, как следует рассматривать официальный мировой чемпионат среди юниоров. Для некоторых достижения на нем – шаг к величию, для других – вступительная глава к рассказу о несбывшихся надеждах. С тех пор как были коронованы первые чемпионы мира среди юниоров в 1978 году, некоторые взлетели на вершины рейтингов – такие, как Иван Лендл, Стефан Эдберг, Энди Роддик, Мартина Хингис и Амели Моресмо. Другие же, наподобие Брайана Данна, Федерико Брауна, Зденки Малковой и Нино Луарсабишвили, исчезли практически бесследно. Они могли быть лучшими в мире среди теннисистов младше восемнадцати лет, но если они родились в год, когда было мало выдающихся игроков или много тех, кто развивался несколько медленнее, то цена этого титула была невелика. То же самое касается и чемпионов Большого шлема: турниры дают молодым игрокам возможность познакомиться с великими игроками в раздевалках и поиграть на только что освобожденных ими кортах, но юниорский титул Большого шлема не является обязательным признаком того, что они станут чемпионами в будущем.

В 1998 году Федерер участвовал во всех главных юниорских турнирах, включая четыре Больших шлема и серию турниров с колоритными названиями вроде «Кофейная чаша», «Банановая чаша» и, в заключение года, «Апельсиновая чаша». Он победил на юниорском чемпионате Виктории в Австралии за неделю до Открытого чемпионата Австралии, а затем дошел до полуфинала в том теннисном центре «Флиндерс Парк» (теперь «Мельбурн Парк»).

Участие в Большом шлеме приучило его к регулярному присутствию СМИ, которые будут сопровождать его всю его карьеру. Марко Мордасини – швейцарский радиожурналист, который большую часть своего состояния заработал на Открытом чемпионате Австралии 1998 года, ведя репортажи о Мартине Хингис и Патти Шнидер, – как и большинство репортеров, пристально следит за талантами – соотечественниками на юниорских турнирах. Несколько раз во время турнира он разговаривал с Федерером, в особенности после того, как швейцарец проиграл в очень равном матче в полуфинале шведу Андреасу Винчигуэрра со счетом 4–6, 7–5, 7–5.

«Я попросил о беседе с ним, – вспоминает Мордасини, – и через некоторое время после окончания матча он пришел в радиорубку с Митци Инграм Иванс, менеджером по связям с игроками-юниорами. В то время то ли Хингис, то ли Шнидер победила, и я должен был выйти в эфир, чтобы объявить результат. Я спросил Роджера, не мог бы он подождать пару минут, – я объяснил почему. Он согласился. Я усадил его рядом с собой и, пока ждал выхода в эфир, услышал, что он шмыгал носом. Я оглянулся и увидел, что он сидит и плачет навзрыд. Он плакал минут десять из-за того, что проиграл в этом матче. Я спросил его, что случилось. На мой взгляд, он играл великолепно, просто другой парень оказался на самую малость лучше. Роджер объяснил, что расстроился не потому, что проиграл, а потому, что знал, что у него был шанс победить, а он его не использовал. Он видел, что он мог сделать иначе, и это больно его задевало. Это был очень сильный момент».