— Вот что я хотела вам показать, — сказала она. Ее светлые волосы были собраны в узел на затылке.

На экране красовался рисунок лабиринта. В середине вращался мерцающий алмаз. Не могу сказать, что часто проводил время за компьютерными играми, но даже по моему довольно скромному опыту графическое решение показалось мне сделанным со вкусом. Над лабиринтом расплывчатыми буквами было написано: «Нашествие демонов», под ними светлым шрифтом, который стал виден только тогда, когда Ингер перевела курсор на пентаграмму, которая тоже плавала по кругу, значилось: «Пригласи гостя поиграть в „Глаз Хольгорда“».

— Они играли в эту игру, — сказала она.

Она кликнула на надпись, и лабиринт тут же раскрылся: нас буквально втянуло в него, и мы помчались из одного коридора в другой.

— Они? — спросил я. — Разве участников было много?

— Не знаю. Думаю, что не очень много. Только те, с кем она познакомилась за время игры.

Наша гонка закончилась перед дверью с блестящими заклепками и довольно мрачной железной накладкой в виде креста. Под замочной скважиной появилась надпись: «Введите пароль». Ингер кликнула мышью, появилась белая рамка для пароля.

— Я пробовала войти, — сказала она, — но у меня не получается. Не понимаю… Может быть, они не позволяют вводить новый пароль, если с этого компьютера уже велась игра? А старого пароля я не знаю. Вам ничего не приходит в голову?

— Нет, — ответил я, — но ведь тот, кто играл раньше, сумел открыть эту дверь.

— Тот, кто играл раньше, может быть до сих пор там, — сказала она. — Может быть, он и похитил Марию?

— Наши эксперты побывали за этой дверью, и я знаю, что они там никого не нашли.

— Как они могут быть в этом уверены, ведь там все анонимы. Я знаю, что Мария общалась с этими людьми в чатах. Вы только подумайте, она могла договориться о встрече с кем-нибудь, думая, что это персонаж из «Властелина Колец», и отправиться на встречу с ним, не имея ни малейшего представления, что это за человек!

— У наших экспертов была возможность все проверить, — сказал я, — они знают, что следы остаются на жестком диске. Всегда можно узнать, с кем она была в контакте. Я знаю, что все проверено и ничего подозрительного не обнаружено.

Она провела курсором по грубым доскам двери и нажала несколько раз, словно ожидая, что дверь откроется и там, за ней, окажется ее пропавшая дочь.

Я положил руку ей на плечо.

— Это никак не связано с игрой, — сказал я.

Она перестала щелкать мышью, не обратив внимание на мою руку.

— Это бесполезно, — сказал я. — Марии там нет.

В груди у меня что-то отдалось, когда я это сказал, и я не сразу понял, почему у меня так защемило сердце. Оказалось, что я впервые произнес имя Марии вслух.

Я убрал руку. Она повернулась и посмотрела на меня. Я не знал, как мне следует расценивать ее взгляд, и поскорее уставился в экран, устремив взгляд на курсор, застывший на замочной скважине. Я чувствовал, что она все еще смотрит на меня. Подумал о кровати, стоящей в нескольких метрах от нас. Попытался подумать о чем-то другом. Попробовал представить себе госпожу Гюнериус, которая лежала с изувеченными ногами и отказывалась рассказать о том, как умудрилась попасть в такой переплет. Я попробовал вспомнить, зачем, собственно, я сюда пришел, но напрасно. Что бы я ей ни говорил, это только подогревало ее веру в то, будто расследование продвигается, будто могут всплыть новые улики, что рано отказываться от надежды, рано впадать в отчаяние. Потом, подумал я, до нее, конечно, дойдет, что ничего нового не делалось и не могло делаться, помимо того, что уже было сделано. Поймет, что не предпринималось никаких попыток хоть что-то сделать, потому что ничего сделать было уже нельзя. И тогда, подумал я, она должна будет почувствовать ко мне презрение и ненависть. Тогда, подумал я, она сможет считать, что во всем виноват я.

Я выкурил две сигареты, пока шел к супермаркету. Только пройдя часть пути, я заметил, что дождь прекратился. Небо по-прежнему напоминало губку: чуть-чуть нажми — и опять польется. Влага была повсюду, словно город, как большой, обросший мокрой шерстью зверь, выползал из моря.

Дождь возобновился, пока я был в магазине. Он бил по витринам, рекламные плакаты на улице набухли и начали отслаиваться. Кассиршу звали Шанталь, на бейджике, приколотом у нее на груди, было написано, что она практикант. Я видел, что она нервничала и издавала вздох облегчения всякий раз, когда кассовый аппарат выбивал чек. Я представил себе, что через пару дней ее могут найти за мусорными баками, с перерезанным горлом и у нас в участке заведут новое уголовное дело об убийстве практикантки Шанталь (23).

Анна-София стояла в дверном проеме, когда я вышел из кабины лифта. Она ничего не сказала, когда я поздоровался. Стояла молча, преградив мне дорогу. В конце концов мне пришлось попросить ее подвинуться. Тогда она сердито распахнула дверь, так что дверная ручка стукнула о стену, но осталась стоять на своем месте. Я протиснулся мимо нее и вошел в квартиру.

— И где тебя носило? — спросила она.

— Я работал, — сказал я и попробовал одним движением снять ботинок, но мокрые шнурки не поддались.

— Работал, — передразнила она. — Понимаю. Только ты не говоришь, что был на работе, ты говоришь просто — работал. Тогда я задам другой вопрос. Где ты был, где ты работал?

— У себя в кабинете, — сказал я. — Читал досье. Ужасно много бумаг.

Я наконец справился с узелком на втором ботинке и снял его. Взял пакеты и пошел на кухню. Там все было в пару, окна не видно. На плите выкипал чайник. Я тут же выключил горелку, передвинул чайник, и он зашипел.

— Надо быть осторожней! — крикнул я не оборачиваясь и начал вынимать еду из пакетов. — Это может быть опасно! — продолжал я, хотя не знал, тут ли она. — Ты чуть не спалила кухню!

Я свернул пакеты и положил их в шкаф под столом.

— Ты с ней спал? — услышал я вопрос прямо над ухом.

Я повернулся.

— Что ты хочешь сказать? — спросил я, стараясь говорить как можно спокойнее.

Она засмеялась.

— Что я хочу сказать? — Ее голос дрожал. — Совершенно элементарную вещь. Догадаться нетрудно. Я спрашиваю, спал ты с ней или нет? А ты делаешь вид, что не имеешь ни малейшего представления, о чем я веду речь. Интересно. Тянешь время, чтобы придумать отговорку, так ведь? Этим ты сейчас занимаешься. Ломаешь голову, чтобы сказать что-нибудь и не проговориться?

— Анна, — сказал я. — Я так не могу… Я этого не вынесу, особенно сейчас.

— А когда тебе станет легче? Ты помнишь, о чем я тебя спросила? Я спросила, спишь ли ты с ней. — Она взмахнула руками. — Так когда же ты ответишь мне на этот вопрос? Я ведь не очень много требую, так ведь? Я ведь не прошу тебя произнести речь на заседании Совета Безопасности ООН, правда? Ответь «да» или «нет».