Тиркрит сделал шаг, встав между Гнадобисом и Бвонгом, покачал головой:

– Ну ты, толстяк, попал на все пятьсот. В самой глубокой луже будешь отжиматься, готовь брюхо к сырости.

– Кто его командир?! – срываясь на нервное повизгивание, выкрикнул Гнадобис. – Кто командир его десятка?!

Тиркрит осклабился:

– Трой, кто же еще.

– Он тоже должен быть наказан! И пятьсот мало! Я хочу, чтобы они отжимались всю ночь! Тысячу каждому!

– Да легко! – не унимался Бвонг. – Жаль, что вместо меня с твоей мамочкой отжимался какой-то тупой гоблин, глядишь, и ей бы больше повезло с сынком! На вот, хватай покрепче, это мы тебе на ужин сообразили, ты же вместе со всеми жрать стесняешься.

С этими словами толстяк метнул в Гнадобиса дохлой крысой, метко угодив в физиономию.

– Жаркое хоть куда получится! Только смотри не подавись от радости!

– Тысячу! Он должен отжаться тысячу! И дайте мне палку! Палку дайте! Я сейчас сам с ним разберусь! – Голос Гнадобиса сорвался на откровенный визг, вышедший из себя командир выглядел одновременно и жалко, и страшно.

– Зачем тебе палка?! Врезать мне хочешь?! Ну давай, вперед! Тиркрит подвинется, мешать не станет! Или ты, Тиркрит, встанешь горой за этого трусливого уродца?!

– На место, Бвонг, – с угрозой протянул церковник. – Иначе…

Что он хотел сказать дальше – осталось тайной, потому как последние остатки терпения толстяка испарились. Случилось то, что уже бывало однажды, еще на корабле. В тот самый первый день новой жизни Троя досталось бедолаге Стейкеру, чьи кости потом остались среди побегов тессеркуллы.

Сегодня досталось Тиркриту.

Бвонг без предупреждения налетел на воина церкви. Тот был не из мелких, массой если и уступал, то немного, но или забыл о боевых делах, или вообще ими не занимался никогда. В общем, проморгал рывок, оба покатились по затоптанному полу, причем толстяк оказался сверху и пару раз успел неплохо приложить по голове черновника. Гнадобис только и смог, что вытаращить глаза, глядя на драку сверху вниз, а вот Дранг и Таманг не сплоховали, налетели с двух сторон, начали выкручивать Бвонгу руки.

Тот заревел с яростью и болью, потянулся к противнику тем, что осталось свободным, – зубами. А тот, чуть высвободившись, без замаха двинул толстяка в нос, отчего сам себя забрызгал его кровью.

Все это Трой успел заметить уже на бегу. Здравые мысли на тему того, что не стоит усугублять конфликт с новым командиром и тем более рисковать подпасть под обвинение в бунте, исчезли в миг начала драки, под неистовые крики «Наших бьют!», которые доносились со стороны Драмирреса и Храннека. Ну да, все равно за бойца отвечать придется десятнику, как до этого и сказали, так что нет смысла стоять в сторонке, придется повеселиться на всю катушку.

Дранг оставил Бвонга в покое после единственного удара куда-то в область виска. У Троя после этого болью свело костяшки пальцев, и быстро утихомирить Таманга не получилось. Да и не дали, подлетел Айлеф, навалился на смуглолицего, начал заламывать без изысков, будто разъяренный медведь.

Увидев, что извивающийся под Бвонгом Тиркрит тянется к поясу, где болтались ножны с кинжалом, Трой от души двинул его в бок локтем, краем глаза заметив, что Гнадобис выбежал в коридор и там уже визгливо заорал:

– Тревога! Тут Тиркрита убивают!

Пока что не убивают, но ему пришлось на полную ширину кошелька расплачиваться за все отжимания. Уже и Драмиррес подтянулся, и даже Храннек, а Таманг окончательно успокоился после удара табуретом – Миллиндра подоспела. Вроде мелкая, а двинула так, что кровь брызнула.

В коридоре зашумели, к казарме мчались стражники, а далеко не все ученики поддержали драку. Точнее, в нее влезли лишь товарищи Троя. Так что соотношение сил вот-вот грозило измениться в худшую сторону. И потому Трой, пользуясь последними благоприятными мгновениями, тщательно прицелился и от души двинул Тиркрита в правый глаз. Синяк после такого выйдет шикарным, всей школе на загляденье.

Первый день учебы выдался тяжелым и нервным, зато закончился интересно.

– Вышли оба, – бесстрастно скомандовал сэр Файеррис.

Верзилы, под охраной которых Трою пришлось пройти путь от сырого подвала до верхнего яруса башни, скрылись за дверью. Сэр Файеррис ничуть не волновался по поводу того, что остается наедине с буйным новичком. Он даже не смотрел на виновника и вообще ничем, кроме пары слов, не отреагировал на его прибытие. Так и сидел за массивным грубо сколоченным столом, старательно выводя букву за буквой на узком листе дешевой желтоватой бумаги.

Трой осмотрелся. Апартаменты сэра Файерриса не поражали своим величием по причине отсутствия этого самого величия. Одна полукруглая каменная стена и две прямые деревянные, на каждой из них висит что-нибудь не слишком затейливое: пара скрещенных копий с непомерно широкими наконечниками; клыкастый череп неведомого существа; сильно изъеденный молью гобелен, на котором ничего не удавалось разглядеть. Кривоватый шкаф, стол, кресло, пара табуретов – вот и вся обстановка. Койки здесь не наблюдалось, но Трой был уверен, что в помещении, где ночует первое лицо школы, он не увидит ни дорогих шелков, ни позолоты, ни каких-либо других признаков роскоши. Этот человек в бессмысленной мишуре не нуждается.

Не удержавшись, потер левый глаз. Смотреть на мир приходилось сквозь узкую щелочку внушительной опухоли, синяк, судя по всему, выйдет роскошный, не хуже, чем у Тиркрита. Мордоворотам в кожаных доспехах не понравилось, что их подельникам неплохо наваляли, и они как бы невзначай спустили Троя с лестницы, «нечаянно» поймав лицом на кулак.

Ничего, он не собирается скрежетать зубами от обиды. Просто запомнил рожи и когда-нибудь обязательно поквитается. Раз уж старой памяти нет, то надо создавать новую. Так почему бы не начать с запоминания должников.

Это ведь практично.

Сэр Файеррис отложил перо, небрежно посыпал исписанную бумагу песком, отодвинул ее, откинулся на спинку кресла, уставился на Троя холодным взглядом. Тот смотрел в ответ в полтора глаза, твердо вознамерившись выиграть игру в гляделки.

Глава школы не стал долго упрямиться, отвел взгляд, скосив его на бумагу. Ему якобы пришла в голову идея посыпать ее песком еще раз, дескать, чернила никак не просыхали. Занимаясь этим, как бы невзначай произнес:

– На барке «Кархингтайл» перевозили двоих стертых. Выжил лишь один – ты.

Трой никак не отреагировал на эти слова.

– Со стертыми всегда хватает проблем. Разные люди по-разному переносят процедуру, некоторые при этом навсегда превращаются в слюнявых идиотов. Младенцы в зрелых телах – жалкое и уродливое зрелище, лучше уж смерть, чем такое. Все, что они умеют, – это мычать и пачкать пеленки. Другие просто впадают в ступор на недели и месяцы, потом медленно начинают возвращаться к жизни. И все они, даже те, кому крупно повезло и разум на первый взгляд не пострадал, ведут себя тише падающего на гранит перышка. Но только не ты. Нападение на воина церкви, нападение на слуг церкви, дерзкое неповиновение, призыв к бунту, да и в целом все случившееся можно подвести под бунт.