Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дайана вздернула подбородок и высокомерно бросила сестре:
— Нечего строить из себя психолога! Феликс действительно интересовался мной! Он всегда интересовался мной.
— О, ради Бога, не бахвалься! — оборвала ее Селина. — И не обольщайся: ничего, кроме вежливых слов, с его стороны не наблюдалось, поверь мне. Но вот с ней он вел себя не так… Почему ты кружишь здесь, словно ворона? — неожиданно набросилась она на Дикси. — Чего тебе надо? Ждешь поживы?
— Ma, у нее ведь нет шанса изменить завещание? — вылетело из красивого ротика Дайаны.
— Селина, — раздался резкий голос Минервы, — знаешь, почему тебе не удалось затащить Феликса на обед? Потому что она встряла! Ма, может, заплатить ей хорошенько и пусть убирается?
— И не мозолит людям глаза своими дешевыми тряпками! — добавила Харриетт, которая в продолжение всего разговора в упор разглядывала Дикси.
— Не смеши меня, Минерва! — самонадеянно возразила сестре Селина. — У него, наверное, куча деловых встреч, так что Дикси тут ни при чем! Но она и впрямь тут лишняя!
— Дикси, тебе нечего ловить в нашей заводи, тебя лишили наследства, скажу тебе по секрету, — с фальшивым сочувствием промурлыкала Дайана.
— Я тоже слышала об этом, — поддержала ее Харриетт.
— Сомневаюсь, что ты представляешь для нас угрозу, милочка, — подала реплику Селина, — но предпочла бы, чтоб ты уехала куда-нибудь подальше. Чем скорее ты снова исчезнешь, тем будет лучше для всех!
— Да, Дикси, оставь нас! — подвела черту Минерва, и сестры дружно покинули комнату.
Дикси молча смотрела, как они уходят. Кукушка. Ворона. Как там они еще меня обзывали? Да, я прилетела назад, когда они уже и думать обо мне забыли. Но это сестры… В конце концов, я ехала не к ним, а к маме.
И тут, словно в ответ на ее мысли, раздался утомленный и раздраженный голос Фредерики:
— Может быть, Бенедикта, ты все же объяснишь мне, зачем приехала?
Свинцовая тяжесть навалилась на сердце. Дикси испугалась, что сейчас упадет, а ухватиться не за что. Все предметы показались ей зыбкими и едва очерченными, к тому же они вдруг начали медленно вращаться, и Дикси стоило больших трудов прервать их движение и вернуть мир на место. В обморок она не упала, хотя лучше бы лишиться чувств и забыть все, что произошло сегодня в этой комнате!
— А как ты думаешь, мама, зачем?
— Я пытаюсь понять, но теряюсь в догадках.
Неужели, подумала Дикси, эта женщина дала мне жизнь?!
Фредерика была похожа на свой дом. Картины известных мастеров, развешенные по степени дороговизны, холодные, голубые с белым, портьеры… Чертоги Снежной королевы, а не уютное родовое гнездо. В доме, как и в его хозяйке, не было жизни!
— Ты думала обо мне, мама? Хоть иногда?
— Естественно, я думала о тебе. Я даже надеялась, что ты счастлива в своей новой жизни.
— А ты беспокоилась обо мне? После небольшой паузы прозвучал тихий ответ:
— Я уважала твой выбор, Дикси. И я думала, что ты обратишься к нам за помощью, если потребуется.
Безразличная интонация заставила Дикси поднять глаза и посмотреть в лицо матери.
— То есть тебе неважно было знать, где я, что делаю, как вообще живу? И жива ли я?! Ты не хочешь спросить, как я справилась со всем в одиночку?
Красивое лицо Фредерики исказила гримаска нетерпения.
— Ты всегда имела возможность приехать домой. Никто не выгонял тебя.
— Мне было восемнадцать лет! И я была в шоке, когда узнала, что Максимилиан — не мой отец!
Тишина повисла такая, словно весь дом вымерз и вымер в ту же секунду.
Шесть лет назад Дикси вошла в комнату матери, как раз когда та гневно кричала в лицо мужу:
— Ты достал меня, Максимилиан! Постоянно твердишь о сыне! Смотри, что ты наделал! Вот, полюбуйся!
— Фредерика ткнула пальцем в ничего не понимающую Дикси. — Посмотри повнимательнее! Ты думаешь, этот кукушонок — твой?!
Снова и снова возникала увиденная сцена перед мысленным взглядом Дикси. Она кричала по ночам, потому что иногда ей снилось, как разъяренная мать тычет в нее пальцем и кричит: «Я думала родить тебе сына, чтобы ты наконец отстал от меня! А родилась она! Смотри, что ты наделал!»
Никто не спрашивал у Дикси, как она пережила столь неожиданное и горькое открытие. Дикси стала полем битвы родителей, напоминанием о поруганной чести, принесенной в жертву честолюбию, вечным позором для обоих. Это она хорошо уяснила.
— Когда ты обнаружила, что я сбежала, ты подумала, как я выживу одна?
— Это твой выбор. У меня и без тебя тогда забот хватало.
— Одной проблемой меньше… Ты хоть обратилась в полицию?
Фредерика отмахнулась.
— Не говори ерунды! Максимилиан никогда бы не позволил.
— А частные сыщики? Хотя бы для того, чтобы убедиться, что я не попала в беду…
Феликс сказал, что только он один и беспокоился за меня, пронеслось в голове Дикси. Похоже на правду.
Фредерика нетерпеливо возразила:
— Я думала, ты позвонишь, если с тобой что-нибудь случится.
В голосе матери уже не было даже искусственной теплоты, одно раздражение.
— А если бы я не могла позвонить? Ты подумала об этом, ма?
— Ради Бога, Дикси! Что ты такое говоришь?! Ты здесь. Жива и здорова.
— Но не благодаря тебе или кому-нибудь из членов семьи. Сколько ты заплатила за свой траур от Шанель? Половины этих денег хватит на неусыпную заботу частного детектива. По крайней мере, угоди я в полицию, было бы кому передать мне чек…
Фредерика немедленно пошла в атаку.
— Так вот зачем ты устроила весь спектакль с побегом! Ты надеялась получить от нас деньги! Кучу денег, полагаю. Так? И у тебя не вышло.
Некоторое время Дикси не могла вымолвить ни слова. Голова раскалывалась от несправедливого обвинения огромной тяжести, брошенного ей из мира, лишенного любви, тепла и справедливости.
Хорошо, взяв себя в руки, подумала Дикси. Сыграем по их правилам.
— Ты не могла дать мне денег, не выдумывай, ма, — четко выговаривая каждое слово, сказала Дикси. — У тебя их не было. Потому что ты заплатила моему настоящему отцу. Чтобы он исчез. Скорее ты нашла бы деньги для того, чтобы я тоже исчезла навсегда, чем вернулась домой. Я права?
— Зачем ты ворошишь старую историю? Сейчас голос Фредерики был точной копией голоса мужа, когда Максимилиан решал сложную финансовую задачку.
— О, не волнуйся, ма! В нашей семье все грязное белье стирают самостоятельно, а не в общественной прачечной.
— Ты что, угрожаешь мне, Бенедикта? Безумие! Да они все здесь боятся меня! — поняла Дикси. На меня смотрят как на угрозу и мать, и сестры. А я приехала за любовью.