– Нет, мадам. Это в Италии.

Мадам Гулар вскинула голову:

– Ваш брат сказал, что вы англичане!

– О, это так, мадам, но у нас в Англии нет католических монастырей, так что мне пришлось поехать в Италию, чтобы принять постриг.

Женщина все еще хмурилась, и Петра была рада, что тут не было видно ни распятия, ни другого священного предмета.

– Нам с братом не следовало спешить, но я плакала при мысли, что моя бедная матушка может умереть до того, как я увижу ее в последний раз.

Мадам Гулар все еще хмурилась, но тут вошли две другие женщины.

Они были примерно возраста Петры и в отличие от старших выглядели здоровыми и веселыми. На одной была зеленая юбка, на другой – желтовато-коричневая. Обе носили темно-красные деревенские корсажи со шнуровкой впереди поверх простых рубашек, на ногах – деревянные сабо. Все женщины были обуты в сабо, и, учитывая состояние пола, Петра пожалела, что у нее таких нет.

Та, что в зеленой юбке, внимательно посмотрела на Петру:

– О, вы очень красивы!

Петра покраснела.

– Спасибо, – сказала она.

Коричневая Юбка ткнула локтем сестру, чтобы напомнить ей о манерах, и они обе сели на скамью, но продолжали поглядывать на Петру. Учитывая, что монахини обычно живут в монастырях, они вряд ли видели их живьем.

Они были достаточно взрослые, чтобы быть замужем, но не носили колец. Петру это не слишком удивило. Зеленая Юбка казалась туповатой. У нее были большие глаза, что обычно делает женщину привлекательной, но Петре они почему-то напоминали корову. У Коричневой Юбки глаза были маленькие, близко посаженные, а зубы – мелкие, острые, искривленные, как у крысы.

«Петра, ты никогда не разглядывала крысиные зубы! Будь снисходительна!»

Пообещав покаяться, Петра улыбнулась женщинам:

– Доброго вам вечера.

Женщины производили впечатление не совсем нормальных. Видимо, это была несчастная семья.

– Солетт и Жиззи, – представила их мадам Гулар. Туповатая, видимо, была Жиззи, а хитрая – Солетт. – А моя мать готовит ужин.

Петра видела, что женщина добавляет что-то в котел – какие-то травы из мешочка и овощи, стараясь растянуть их скудную еду еще на пять ртов.

– Это у вашего брата собачка? – спросила мадам Гулар. Петра с трудом понимала ее диалект.

– Да, абсурдная вещь, не так ли?

– Красивый ошейник. Ваш брат, он богатый лорд?

Может, они собираются потребовать невероятную сумму за приют на ночь?

– Мы люди простые, но щедро заплатим за ваше гостеприимство.

– Хорошо, хорошо. Идемте, сестра. Я покажу вам, где вы будете спать.

Мадам Гулар прошла к задней стене, полностью закрытой темно-красными занавесками. Петра поспешила следом. Слава Богу.

Женщина раздвинула занавески в центре, открыв нечто похожее на монашескую келью, в которой роль боковых стен выполняли занавески. Конец комнаты содержал отгороженные занавесями альковы для сна – возможно, пять штук. Необычно, но Петра была готова кричать «Аллилуйя» от облегчения.

Она поспешила вперед, но резко остановилась, пораженная еще большей вонью. Преобладающий запах сырости и гнили смешивался здесь с запахами грязных простыней, давно пролитого вина, возможно, даже мочи и чего-то еще. Сильный, отвратительный запах, от которого ее замутило.

– О-о. Я…

– Что?

И тут Петру осенило.

– Я привыкла спать в комнате с открытым окном. Простите. Это правило нашего ордена. Я должна быть готова, что Бог заберет меня в любой момент.

– Богу нужно окно? – спросила женщина с удивительной проницательностью.

Петра развела руками:

– Это правило. Я вернусь к моему брату… «Пожалуйста».

Но мадам Гулар сказала:

– Это будет неправильно, сестра. – И шагнула направо. Женщина отдернула занавеску в конце ряда, открыв точно такое же спальное место. Оно было таким же грязным, но имело закрытое ставнями окно. Петра открыла его и вдохнула влажный вечерний воздух.

– Благодарю вас, мадам. Господь благословит вашу святую доброту.

Женщина хмыкнула, но, видимо, ожидала, что Петра вернется на кухню. Петре нужно было время, чтобы собраться с мыслями.

– Я должна прочитать несколько молитв, если не возражаете.

Мадам Гулар пожала плечами:

– Я пришлю за вами, когда еда будет готова.

Она ушла, задернув за собой занавеску, но по крайней мере оставила свечу. Петра откинула одеяло, но увидела, как и ожидала, грязную простыню. Она будет спать поверх одеяла, завернувшись в плащ. Холодновато, конечно, но можно считать все ее страдания епитимьей за многочисленные грехи.

Особенно за то, что она ответила на поцелуй Робина Бончерча.

Она не была настоящей монахиней, но уже три года носила это одеяние и всегда считала, что, пока носит его, должна следовать правилу общины Святой Вероники – правилу бедности, целомудрия и послушания. Да, она правильно поступила, не оставшись ночью с этим мужчиной.

Петра подошла к окну, вдохнула свежий воздух и мысленно рассмеялась. В других обстоятельствах запах крестьянского двора был бы не таким желанным.

Ее фальшивый брат Робин прав. Ей следовало остаться с леди Содуэрт. Даже если бы ей пришлось заботиться о ее маленьких чудовищах, она была бы в тепле и накормлена. Что же до Варци, должно быть, ей показалось, что она его видела. В мире полно невысоких полных мужчин, одевающихся просто, но она сделала поспешный вывод, действовала импульсивно и была за это наказана. Ей предстояла холодная, сырая и грязная ночь.

Вид снаружи был таким же отталкивающим. Стены старого дома были в фут толщиной, а оконный проем располагался высоко. Все, что она могла оттуда видеть, это грязь, сараи и высокую стену. Интересно, там ли еще мужчины? Смешно думать, что нет, но она должна проверить.

Петра схватилась за подоконник, подпрыгнула и, балансируя, подтянулась вверх. От смеха она чуть не перевернулась. Если хозяйка вернется, как она объяснит это? Обязательные монастырские упражнения? Смех улетучился, потому что она ушибла ребра, но то, что она увидела, успокоило ее.

Четыре фигуры сидели вокруг веселого костерка. Когда они засмеялись, ей до боли захотелось быть вместе с ними. Она освободила одну руку, чтобы помахать, но никто не увидел ее, поэтому она соскользнула вниз и стряхнула прилипший камушек с платья, готовая вот-вот, как это ни глупо, расплакаться.

– Вы выглядели как средневековая принцесса в башне, умоляющая о спасении.

Она резко обернулась, и там, в окне, был он – руки на подоконнике, на щеках ямочки. Кокетка сидела на подоконнике около его локтя, шевеля ушами. Петре даже показалось, что собачка морщит нос от зловония.