Федра вдруг поняла, что боится. Не его. И не насилия. Она боялась самой себя и какой-то особенной, шокирующей реакции ее тела на его властные манеры.

Он указал на постель:

– Снимите платье и ложитесь.

Эта реплика, брошенная командным тоном, привела ее в чувство.

– Вам не кажется, что вы заходите слишком далеко? – услышала она собственный голос. Неужели здравый смысл наконец очнулся и пришел ей на помощь?

– Вы не оставили мне выбора. Я не могу допустить, чтобы вы снова попытались сбежать.

– Даю вам слово.

– Едва ли женщина, уверенная, что я нарушу слово, данное Сансони, сдержит свое слово. Раздевайтесь, если не хотите, чтобы я вам помог.

Заведя руки назад, Федра расстегнула крючки на спине. Ей хватило минуты, чтобы снять платье и повесить его на стул. Освещение было не настолько тусклым, чтобы скрыть ее наготу. Впервые в жизни она пожалела, что не носит этот нелепый корсет. Ее простенькая сорочка позволяла видеть больше, чем требовали приличия.

Поспешно забравшись в постель, она легла на спину и устремила на него взгляд. Он молчал, и ей пришлось прервать затянувшуюся паузу:

– И что дальше, лорд Эллиот?

Он рассмеялся. Тихо и многозначительно.

– Это не лучший момент для провокаций, мисс Блэр.

Внезапно он склонился над ней. Сердце Федры учащенно забилось. Его свободная рубашка почти касалась ее лица.

Она вдыхала его запах и ощущала тепло его сильного тела. Федра замерла, охваченная пугающим и вместе с тем приятным возбуждением.

Он взял ее левую руку и поднес к железным прутьям у изголовья.

– Что вы делаете?

Он продернул шаль между прутьями.

– Хочу убедиться, что вы не сбежите. Мне не нужен длительный сон, но я не могу бодрствовать две ночи подряд.

– Это лишнее. Благородные люди так не поступают. Я требую, чтобы вы…

– Это необходимо. Либо это, либо я буду спать рядом с вами.

Федра молча воззрилась на него. Сердце подскочило у нее в груди и застряло в горле.

– Согласны? – поинтересовался он, перестав возиться с узлами. Это было прямое и недвусмысленное предложение дать волю чувственному влечению, возникшему между ними.

Федра судорожно сглотнула.

– Конечно, нет.

Даже в полутьме она видела, как он улыбнулся, прежде чем вернуться к своему занятию.

Наконец он отодвинулся и выпрямился. Федра потянула за путы, но они не поддавались. Повернувшись на бок, она принялась распутывать толстый узел свободной рукой.

– Ничего не выйдет, – заметил Эллиот, наблюдая за ее усилиями. – Вы можете сидеть, двигаться, даже стоять. Пользоваться ночным горшком. Единственное, чего вы не сможете, так это сбежать. Не тратьте понапрасну силы, лучше выспитесь хорошенько.

Властные нотки в его голосе настолько контрастировали с ее беспомощностью, что Федра оставила бесплодные попытки развязаться и повернулась на спину. Ее мятежный мозг протестовал, осыпая Эллиота безмолвными проклятиями, но ее тело испытывало восхитительное тепло и томление. Она с ужасом осознала, что эта вынужденная покорность возбуждает в ней желания, и весьма эротичные.

Судя по его самодовольному виду, Эллиот это знал.

– А вы отлично смотритесь, мисс Блэр. Такая прелестная, уязвимая и, осмелюсь добавить, покорная.

– Вы негодяй.

Он снова тихо рассмеялся. И ушел, оставив ее размышлять о том, насколько уязвимой и покорной он ее сделал.

Федра поднесла камею к утреннему свету, струившемуся в окно гостиной. В последние два дня, с тех пор как она скрестила оружие с мужчиной, чересчур уверенным в своем праве контролировать ее поступки, эта древняя вещица стала для нее чем-то вроде талисмана.

«Тебе следовало предупредить меня, мама», – подумала она. Хотя, возможно, Артемис не сталкивалась ни с чем подобным. Возможно, она была настолько далека от мужчин типа Эллиота Ротуэлла, что ей никогда не приходилось бороться с ними.

Федра представила себе свою мать, такую красивую, что при одном взгляде на нее захватывало дух. Никто и представить себе не мог, что за ее очаровательным лицом скрывается блестящий ум, пока она не высказывала свое мнение. Воистину она была королевой, вокруг которой, подобно пчелам, роились мужчины. Среди ее друзей было много ученых, художников и других мужчин, восхищавшихся ее интеллектом и образованностью. Многие любили ее и надеялись на большее. Их дом всегда был полон известных и талантливых людей.

Наверняка кто-нибудь из них пытался покорить ее. Не может быть, чтобы Артемис Блэр никогда не испытывала примитивный восторг от встречи с мужчиной, не уступавшим ей в уме и силе духа. Ей следовало предупредить дочь, что такой мужчина может появиться.

Выглянув в окно, Федра увидела лорда Эллиота, дававшего указания слугам синьоры Сирилло, занятым погрузкой багажа в карету, которая должна была доставить их обоих на пристань.

Ее глаза сузились, задержавшись на лице ее тюремщика.

Хорошо еще, что он не стал привязывать ее к кровати прошлой ночью. Федра всячески уверяла его, что не сбежит, но он уступил, лишь когда она поклялась могилой своей матери. Он заставил ее умолять, словно она рабыня, а он ее хозяин.

Ее мать, наверное, перевернулась бы в гробу. Артемис Блэр никогда бы не покорилась мужчине, хотя бы чисто символически. Она так и не вышла замуж за своего постоянного любовника, даже когда обнаружила, что ждет от него ребенка. Она не отказалась от своей свободы, от своей независимости, от права любить того, кого пожелает, даже когда обнаружила, что ей никто не нужен, кроме одного-единственного мужчины.

Федра взглянула на камею, согревшуюся в ее ладони. Правда, он оказался не единственным. В ее жизни был еще один мужчина.

Она была потрясена, прочитав об этом в мемуарах отца. Даже вспоминать об этом было тошно. Она всегда думала, что ее родителей связывает чистая любовь, свободная от оков, накладываемых долгом и законами, что их брак – слияние двух родственных душ, которое переживет вечность. Их союз был зримым доказательством того, что в мире существует иной, лучший путь.

Так и было на протяжении многих лет, пока не появился тот, другой мужчина.

«Человек этот, обаятельный с виду, был ловким аферистом, изобретательным и бесчестным», – писал ее отец. Федра помнила этот отрывок дословно. Выучила его наизусть, прежде чем отплыть из Англии.

«Он втянул Артемис в свои делишки, использовав ее самым бесчестным образом, что могло погубить ее репутацию и в конечном итоге послужило причиной ее смерти. Он обманывал ее так же нагло, как торговал поддельными древностями. Конечно, его разоблачение было лишь вопросом времени. Все предметы искусства, включая тот, что он продал ей, открыто выставлялись, и рано или поздно кто-нибудь мог догадаться об их сомнительном происхождении и положить конец его гнусной деятельности».