молод, все, что обещал, я выполню. Начну я тебя делать евнухом через две минуты, если, конечно, ты не прекратишь упрямиться. – Пётр встал, открыл дверь на улицу и крикнул стоящим во дворе стрелецким десятникам: – Принесите ведро воды и нож поменьше, буду лечить пленника.

Атаман сломался, едва с него порты стянули. Легко отнимать чужие жизни, а вот когда твоей угрожают, да ещё таким изощрённым способом, стойким оловянным солдатиком быть тяжело.

Тайных захоронок, по словам Ивана Сидоровича, было пять. Места знал он и его ближники: Пётр Онищенко и Иван Битый. Что ж, теперь надо устроить перекрёстный допрос этим двоим и проверить, сколько тайников надеялся скрыть атаман. Он ведь не на доверчивого мальчика попал.

Событие четырнадцатое

Иван Пырьев сидел в засаде и с каким-то детским нетерпением ждал начала боя с казаками. То, что этих разбойников было почти в три раза больше, его ничуть не тревожило. Никто не собирался сходиться с ними в честном бою, стенка на стенку. Правильно княжич говорит: с татями, разграбившими женский монастырь, убившими стариц и изнасиловавшими молодых монашек, даже юродивый не выйдет в честный бой. Их надо просто уничтожить.

При обыске деревни жители сначала пытались припрятать кое-что из вещей казаков, но когда Пожарский пообещал им, что уйдёт сейчас со стрельцами, и пусть они сами объяснят вернувшимся с грабежа татям, что здесь произошло, те одумались и сами выдали всё оружие и, скорее всего, большую часть награбленного, не припрятанную атаманом. В результате у их отряда набралось три с лишним десятка хороших пищалей, десяток английских и испанских мушкетов, более сотни сабель всех образцов и размеров, две пушчонки, шесть пистолей и дюжина хороших самострелов. Арбалетов, как их называл боярич, было больше, полных три десятка, но Пожарский выбрал всего двенадцать. Вместе с теми, что уже имелись у их отряда, получилось двадцать два, как раз на всех по одному.

Княжич, как всегда, собрал всех стрельцов в круг и в очередной раз предложил на обсуждение свой план уничтожения татей. Когда этот малец вылез со своим планом в первый раз, ну, когда они засаду на возах устроили, над ним разве что не посмеялись. А оказалось вон что. Второе обсуждение о ночном налёте на Мстеру прошло уже спокойнее. Сейчас в третий раз предлагалось не вступать в бой, а расстрелять из мушкетов и самострелов, расположившись с обеих сторон дороги и оставив троих человек ещё дальше по дороге для добивания решивших убежать. Опять не честный бой, опять истребление, а не хорошая схватка. И никто даже не подумал возражать, только лях скривился, но промолчал. Отрядом управляли уже не десятники, опытные воины, прошедшие десяток битв, а этот юнец, даже не юнец, а отрок.

Прошло два дня. За это время загрузили все трофеи в телеги, только две оставили под продовольствие и фураж для лошадей, остальные девять были под завязку наполнены награбленным добром. Княжич с десятниками несколько раз отлучались из деревни, забрав с собой связанного атамана или одного из подручных Сокола. По слухам, казну искали, но, видно, не нашли, так как каждый раз возвращались пустые.

Утром высланный вперёд на пять вёрст дозор на самых резвых лошадях принёс весть: тати идут. Идут медленно, везут на пяти возах награбленное и гонят пленников. Места для засады Пожарский распределил заранее и каждому объяснил его действия. Вот теперь, без спешки и суеты, стрельцы заняли указанные места по обочинам дороги и ждали сигнала.

Казаки ехали не таясь, вперемешку конные и на телегах. Пленники были в хвосте колонны, и Ивану их было пока не видать. Когда тати поравнялись с лежащим в засаде ближе всех к селу княжичем, он дал сигнал к началу стрельбы. Самый простой сигнал, выстрелил из мушкета, такой не проспишь.

С обеих сторон дороги бахнули мушкеты. Пырьев разрядил свой и, отбросив его в листву, подтянул второй. Бабах. Всю дорогу заволокло дымом, его клочья цеплялись за кусты и мешали увидеть нападающих казакам. Иван отправил разряженное оружие к первому и приник к пищали. Это, конечно, не шпанский мушкет, но тоже стреляет. Бабах. Отбросить и эту дуру к первым двум, теперь самострел. Только сначала оглядеться, найти уцелевших.

Казаки мечутся по дороге, не понимая, куда бежать: враг везде, со всех четырёх сторон. Попытавшиеся сунуться назад по дороге получили залп навстречу и ломанулись назад, сминая таких же хитрых. Иван выцелил одного из татей и послал в него стрелу. Эх, неудачно, стрела попала в ногу. Ничего, десять ударов сердца на перезарядку – и снова стрела летит во врага. Снова перезарядка. Ещё перезарядка. Ещё перезарядка. Блин, а стрелять-то не в кого. Несколько человек стоят на коленях, задрав в небо руки, остальные в самых живописных позах валяются на земле.

Так, теперь нужно дождаться следующего сигнала Петра Пожарского. Гремит ещё один выстрел из пищали, и стрельцы устремляются из кустов на дорогу с саблями наголо. Нужно добить раненых и повязать сдавшихся. Не прошло и десяти минут, а полусотни казаков как не было. Своих при этом не потеряли ни одного.

Событие пятнадцатое

Обоз длиннющей змеёй ползёт по дороге. Он уже почти не управляем. Тридцать подвод везут добро, нажитое непосильным трудом, раненых и вынужденных переселенцев. Пётр Пожарский весь день катается туда-сюда вдоль каравана и пытается ликвидировать возникающие то здесь, то там заторы. То колесо у одной из телег отвалится, то жеребцы передерутся, то монашкам в кусты по нужде приспичит. Хаос.

После боя на дороге посчитали трофеи и ужаснулись. Казаки гнали с собой семнадцать молодых монашек и четверых богомазов. Монастырь разбойники сожгли, всех остальных обитателей несчастного монастыря убили и запасы на зиму либо понадкусывали, либо увезли с собой. Так что возвращаться к озеру Великое на пепелище освобождённым пленникам было нельзя. Пришлось брать их с собой. Наняли в Мстере ещё четырнадцать возчиков со своими телегами, разместили на них монашек с иконописцами и двадцать пленных казаков. Атамана Ивана Сокола и двух его ближников сожгли на краю села Мстеры.

Сейчас караван миновал уже большое придорожное село Вязники и приближался к Гороховцу. В хвосте огромной змеи дружно не желали двигаться строем больше сотни лошадей. В табуне выделялись два десятка великанов дестриэ и два арабских скакуна: жеребец и кобылка молодая. Чтобы прокормить такое стадо, везли с собой закупленный в Вязниках овёс, целых два воза. В Вязниках же проверили ещё доставшиеся от казаков по наследству трофеи. Там на пристани, на Клязьме, стояло