мечтал о богатстве, о славе, о подвигах, о лихой вседозволенности. Мечтал окунуться в войну без жалкого страха крестьян перед господами и их армиями. Он был сыном оружейника и немного умел обращаться с мечом — решил научиться всему, что надо. Лишь бы не коротать жизнь в кузнице, как отец и дед, не пахать землю, как односельчане. Родня поворчала вслед непокорному сыну и смирилась. Старухи говорили: чего еще было ждать от человека, который владеет левой рукой лучше, чем правой? Это же верный знак сатаны. А молодые девушки не говорили ничего, и тайком от родителей плакали, вспоминая нежные слова и жаркие ласки паренька.

Регинские жрецы, называемые монахами, рассказывали о страшном месте, полном огня. Уверяли, что именно там окажутся морские разбойники. Дельфина признавала, что они вправе так говорить: набеги с Моря были одной из тысяч бед Регинии. В придачу к полу-голоду в нищих деревнях, к хаосу междоусобных войн и эпидемиям. От непокорного Монланда на Западе до урожайной Сургурии на Востоке, Побережье было чередой сеньорий, чьи правители насмерть грызлись с соседями. Островитяне смотрели на эти земли, как на свой курятник, законную долю сильного. А местные распри упрощали Островам задачу — налететь с Моря, взять добычу и уплыть.

Дельфина отлично помнила свой первый рейд, в котором четверо посвященных участвовали наравне со взрослыми. На борту “Удачи”, под руководством Аквина. Иногда было весело, иногда хотелось домой. Крестьяне разбегались в ужасе, стрелы били в цель, а корабль заполнялся краденым зерном, вином и маслом. Дельфина плескалась в Море на стоянках, а вечерами заливисто хохотала с подружками, обсуждая парней. Из полусотни тэру убили семерых. Но на Берегу Чаек за то же лето умерло пол-дюжины младенцев, иные вместе с матерями, кто-то из соседей утонул, кого-то добила гноящаяся рана. Мара всегда бродила рядом. Как зловеще повторяла матушка Теора: только пытать себя не давай — а сдохнем однажды все. Девушка не стыдилась бояться, верила, что страх надо скрывать от врагов, а не от друзей. Но она быстро научилась не думать о смерти, пока вокруг кипит жизнь.

Первый набег Дельфины и набегом-то не назвать. Из опасного Ланда “Удача” отправилась искать добычу по-проще. В Вирлею. В преданиях морского народа эта земля маячила как непримиримый противник. Вирлейцы и теперь могли показать курган, где покоился древний правитель, изгнавший предков тэру с их прародины, Беры. Но слава Вирлеи затерялась в прошлом, растворилась в войнах и усобицах. Последние лет сорок этот феод и вовсе откупался данью, стоило островитянам только причалить. Аквин решил, что потребовать дань успеет всегда, а сперва напомнит вирлейцам, от чего они откупаются.

То была деревушка из пяти домов, намного меньше Берега Чаек, отделенная лесом от всего мира и от помощи сеньора. Крестьяне ничего не могли противопоставить прекрасно обученным воинам, и просто удрали, завидев парус на горизонте. Щедрой добычи здесь не было, но взяли все железное, что нашли, запасы муки, яйца из-под несушек и дары леса — мед, орехи, сушеные грибы, да еще свинью, которую здесь же зарезали и изжарили. Островитяне чувствовали себя совсем вольготно и не спешили. Дельфине деревня показалась похожей и не похожей на Берег Чаек. Крестьяне выращивали лен и рожь, как и на Островах. На огородах те же капуста, салат и лук, именуемые общим словом "трава". Дома деревянные, не каменные — в Регинии сколько угодно леса. Такие же темные и маленькие, как дом Цианы и Аквина, только грязнее и беднее. И к земле жмутся, будто напуганы. Регинцы, по словам наставников, боятся даже собственной знати, их властители рождаются властителями, никто их не выбирает. Для девочки с Островов это звучало дико — зачем исполнять приказы тех, кому не веришь?

Не найдя противников, юные тэру разбрелись по деревни. На них лаяли собаки и удивленно смотрела пара волов. А они, словно дети, гонялись друг за другом между домами, опрокидывали скамьи, вспарывали матрасы и закидывали друзей соломой. Просто потому, что здесь было можно все разгромить. Ана выбрала мишенью кур и на них оттачивала меткость своего лука. Санда и Урса, подкравшись, толкнули Меду в лохань с водой, в которую она смотрелась. А Теор наконец ожил. Два дня после Посвящения он не ел, не мог спать и лишь Наэву односложно отвечал на вопросы. Внутри домов была та же мебель — кровать, скамьи, сундуки — и те же вещи, что и дома. Плетенные корзины, топоры и ножницы — их немедленно украли — веретена, деревянная и глиняная посуда. Огонь здесь разводили в доме, а на Островах очаг чаще был во дворе. Теор и Дельфина попробовали похлебку из бобов у какой-то хозяйки. Признали, что варево лучше, чем знаменитое нечто — дрянь, которую им доводилось хлебать на Острове Леса. Там о провизии заботились старшие воспитанники — искусные и не очень. В котел порой шло все, что растет или ползает под ногами.

А потом над деревней разнесся крик ненависти.

Выскочив на улицу, островитянка увидела на западной окраине регинца. И Ану, которая слишком далеко отошла. И теперь была шагах в пятисот от своих, и в пяти — от врага. Позади нее раскинулись деревья с огромными цветами, зловеще кровавого цвета — Дельфина первый раз видела такой буйный цвет летом и не знала названия. Ана медленно пятилась под защиту ветвей. Что крестьяне прячутся в лесу, было ясно, но сопротивление от них не ждали. Этот, наверное, совсем обезумел, глядя, как громят и грабят его скудное имущество. Вышел он на верную смерть — один против пятидесяти. Но это все сестра Аны обдумала потом. Пока же она, холодея, смотрела на то, чего боялись братья и наставники: хромоножка один на один с врагом. Пусть он и не воин, это сильный, взрослый мужчина с ножом и топором. Человек двадцать бросились ему наперерез, Дельфина схватилась за лук, но было ясно, что никто не успеет. Регинец жаждал хоть с одним разбойником расправиться и шел к цели. Быть может, принял молоденькую островитянку за парня. Не моргнув глазом, Ана метнула в него кинжал. Когда Наэв и Теор добежали и заслонили ее, регинец уже катался по земле с клинком, глубоко вошедшим над коленом. Тэру, казалось, хором выдохнули. А хромоножка осталась стоять невозмутимая и смиренная под руганью Маргары.

— Да, матушка. Прости, матушка. Больше не буду отходить далеко, — и всем видом показывала, что справиться с ней не так просто. В руках за спиной она сжимала что-то яркое.

Маргара пообещала